Читаем Александр Иванов полностью

Действительно, — в этом нужно сознаться, — содержание евангельской истории слишком возвышенно и почти непостижимо для ограниченного рассудка человеческого; а потому так громко высказываемое неверие в него со стороны западной отрицательной критики нас ничуть не удивляет. Если весть мироносиц о Воскресении Господа нашего Иисуса Христа самим апостолам, людям высоконравственным, непосредственным свидетелям и очевидцам евангельской истории, показалась пустою, и они не поверили ей, — если апостолам явились „яко лжа глаголы их“, — то каким образом возможно требовать веры в этот необычайный факт от какого-нибудь Штрауса».

Мы привели столь значительную выдержку из книги православного священника Т. Буткевича не случайно.

Полагаем, мысли, отражающие позицию русской православной церкви в XIX веке, могли занимать и А. Иванова.

К Д. Ф. Штраусу художник заглянет в 1857 году, после курса лечения в Остенде, и посетит магистра в небольшом немецком городке около Штутгарта.

Беседы двух стариков шли, по собственным словам Александра Иванова (в передаче И. М. Сеченова), туговато: живописец не говорил ни на каком другом языке, кроме итальянского, а Штраус по-итальянски не говорил и, чтобы быть понятным собеседнику, говорил по-латыни. «Тем не менее, — писал И. М. Сеченов, — старик наш приобрел, по указанию Штрауса, несколько книг и между ними одну очень важную для него на английском языке… в которой описывался храм Соломона из времен Христа по Иосифу Флавию»[162].

Приведем замечание Н. Машковцева, с которым трудно не согласиться:

«Зуммер признает (на основании своего подробного анализа отдельных эскизов <Иванова>), что дух иронии и злой насмешливости, пронизывающий книгу Штрауса, вовсе никак не отразился в эскизах… Художник почерпал в ней только фактические указания, и в этом отношении книга Штрауса была для него таким же драгоценным источником, как <например>, книга Мунса о палестинском пейзаже. Штраус мог дать Иванову темы и группировку их в систему. Но это и было как раз наименее самостоятельной частью труда Штрауса, именно той его частью, которую правильнее рассматривать как систематическую сводку всего огромного материала по мессианизму. И в том, что Иванов принял эту часть книги и систему, вытекающую из материала (а не сочиненную Штраусом) нельзя видеть идейного согласия художника с духом штраусовской „Жизни Иисуса“. Идея храма, расписанного картинами библейской и евангельской истории и истории христианства, возникла у Иванова (совершенно самостоятельно и задолго до чтения Штрауса) как развитие его „Явления Мессии“… Система росписей была ничем иным, как новой интерпретацией „Явления Христа“, следовательно, самостоятельной исконной Ивановской идеей, но отнюдь не пропагандой взглядов Штрауса»[163].

И как тут не вспомнить слова, написанные Александром Ивановым брату из Петербурга, после посещения Академии художеств, незадолго до своей кончины:

«…По-моему, однако же, tableaux de genre в России есть совершенное разрушение наших лучших сил или яснее: размен всех сил на мелочи и вздоры в угодность развратной публике, получившей свое образование в упадающей теперь Европе…»

Не явный ли отзвук и оценки того же самого Штрауса слышны здесь?

И тогда достоверной выглядит легенда, сохранившаяся в среде художников, о свидании А. Иванова с Д. Ф. Штраусом.

«Для ученой оценки замысла своей картины „Явление Христа“, — гласит она, — Иванов мечтал познакомиться со Штраусом, книга которого ему чрезвычайно понравилась. Он рассказывал про этого профессора всем своим немногочисленным знакомым.

— Мне интересно, одобрит ли он ее замысел с исторической, религиозной и философской точек зрения, — говорил он.

Наконец Иванов встретился с Штраусом. Вышел конфуз: Иванов говорил на итальянском, а Штраус — по-латыни. Оба с трудом понимали друг друга.

— Чрезвычайно интересно. Желаю успеха, — вежливо произнес Штраус в конце аудиенции те немногочисленные слова, что он знал по-итальянски.

— Salut! — столь же вежливо сказал единственное, что ему вспомнилось из латыни, Иванов. И добавил уже по-русски:

— Чтоб ты провалился!..»

<p>Глава двадцатая</p>

Художник-маринист А. П. Боголюбов, выехавший за границу в марте 1854 года, в начале 1855 года приехал в Рим. Это о нем, посетив академическую выставку 17 декабря 1854 года, государь сказал: «Он хорошо рисует».

Внук Александра Радищева, недавний третий офицер на царской яхте «Камчатка», вольноприходящий Академии художеств, А. П. Боголюбов оставил, пожалуй, самые непредвзятые, живые воспоминания о русских пенсионерах в Риме ивановской поры. Более века воспоминания, во всей их полноте, оставались неизвестными читателю, пока в 1996 году, к столетию со дня смерти художника, не были опубликованы небольшим тиражом в журнале «Волга».

Перелистаем их страницы, дав возможность читателю ощутить далекое время и познакомиться с людьми, окружавшими Александра Иванова.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

100 знаменитых анархистов и революционеров
100 знаменитых анархистов и революционеров

«Благими намерениями вымощена дорога в ад» – эта фраза всплывает, когда задумываешься о судьбах пламенных революционеров. Их жизненный путь поучителен, ведь революции очень часто «пожирают своих детей», а постреволюционная действительность далеко не всегда соответствует предреволюционным мечтаниям. В этой книге представлены биографии 100 знаменитых революционеров и анархистов начиная с XVII столетия и заканчивая ныне здравствующими. Это гении и злодеи, авантюристы и романтики революции, великие идеологи, сформировавшие духовный облик нашего мира, пацифисты, исключавшие насилие над человеком даже во имя мнимой свободы, диктаторы, террористы… Они все хотели создать новый мир и нового человека. Но… «революцию готовят идеалисты, делают фанатики, а плодами ее пользуются негодяи», – сказал Бисмарк. История не раз подтверждала верность этого афоризма.

Виктор Анатольевич Савченко

Биографии и Мемуары / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное
12 Жизнеописаний
12 Жизнеописаний

Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев ваятелей и зодчих. Редакция и вступительная статья А. Дживелегова, А. Эфроса Книга, с которой начинаются изучение истории искусства и художественная критика, написана итальянским живописцем и архитектором XVI века Джорджо Вазари (1511-1574). По содержанию и по форме она давно стала классической. В настоящее издание вошли 12 биографий, посвященные корифеям итальянского искусства. Джотто, Боттичелли, Леонардо да Винчи, Рафаэль, Тициан, Микеланджело – вот некоторые из художников, чье творчество привлекло внимание писателя. Первое издание на русском языке (М; Л.: Academia) вышло в 1933 году. Для специалистов и всех, кто интересуется историей искусства.  

Джорджо Вазари

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Искусствоведение / Культурология / Европейская старинная литература / Образование и наука / Документальное / Древние книги