Александр Иванович Кутайсов

С начала Бородинского сражения "искусный, бесстрашный начальник артиллерии… хладнокровно переезжал с одной батареи на другую, — писал Михайловский-Данилевский. — Несколько раз во время сражения призывал его к себе Кутузов и разговаривал с ним о ходе битвы"[68]. А когда главнокомандующий предложил ему усилить артиллерию в боевых порядках войск резервными орудиями, "Кутайсов до такой степени был уверен в возможности удержать за нами поле сражения, что сказал Кутузову: "Я не вижу необходимости посылать за резервною артиллериею"[69]. Порой Кутайсов сам руководил огнем батарей и распределением орудий в боевых порядках войск "преимущественно же, где наиболее угрожала опасность"[70]. Не случайно поэтому в наградных списках за 26 августа, например, читаем: "… Подпоручик Криштафорович 2-й из 45-й легкой роты 24-й артиллерийской бригады с двумя орудиями по приказанию Кутайсова командирован в линию стрелков"[71].

Когда бой усилился, командный пункт от деревни Горки переместился ближе к центру. "Кутайсов стоял перед одною артиллерийскою ротою, — рассказывал Ратч, — когда просвистело ядро и несколько артиллеристов наклонили головы. "Стыдно, ребята, кланяться", — громко сказал Кутайсов; в это время над его головою пролетело другое ядро и он сам ему поклонился. "Это не в счет, улыбаясь продолжал Кутайсов, — это мое знакомое, его при мне отливали"[72].

О том, что же происходило с Кутайсовым после 11 часов 26 августа 1812 года, в "священный День Бородина" рассказали несколько очевидцев, бывших рядом с ним.

Ермолов. "Кутузов запретил мне от него отлучаться, равно как и… Кутайсову, который на него за это и досадовал, ибо отличная храбрость уже влекла его в средину опасности[73]… Когда послан я был во 2-ю армию, граф Кутайсов желал непременно быть со мною. Дружески убеждал я его возвратиться к своему месту, напомнил ему замечание князя Кутузова, с негодованием выраженное, за то, что не бывает при нем, когда наиболее ему надобен (Граф Кутайсов с самоотвержением наблюдал за действием батарей, давая им направление, находился повсюду, где присутствие начальника необходимо, преимущественно, где наиболее угрожала опасность.): не принял он моего совета и остался со мною… Проезжая недалеко от высоты… Раевского (центральная высота — опорный пункт 7-го пехотного корпуса генерал-лейтенанта Н.Н. Раевского, названная позднее "батареей" Раевского. А.С.), я увидел, что она была уже во власти неприятеля… остановил бежавших стрелков наших… Три конные роты (артиллерии. — А.С.)… облегчили мне доступ к высоте, которую я взял… в десять минут… Граф Кутайсов, бывший со мною вместе, подходя к батарее, отделился вправо, и встретив там часть пехоты нашей, повел ее на неприятеля. Пехота сия была обращена в бегство, и граф Кутайсов не возвратился. Вскоре прибежала его лошадь, и окровавленное седло заставило предполагать о его смерти; могло оставаться и горестное утешение, что он ранен и в руках неприятеля… На другой день офицер, принявший его упадающего с лошади уже без дыхания, доставил мне ордена и саблю, которые отправил я к родному его брату"[74].

Граббе. "Долго Кутузов не отпускал от себя Ермолова и графа Кутайсова, порывавшихся к Багратиону. Но когда… Кутузов приказал Ермолову ехать туда… граф Кутайсов поехал с нами. Здесь я видел его в последний раз. Едва поравнялись мы с батареей Раевского… как увидели направленные на нас передки артиллерии с этой батареи и нашу пехоту, в расстройстве отступающую…Ермолов тотчас… повел на нее эту же самую толпу… Скоро по возвращении моем на батарею увидели скачущую полем лошадь графа Кутайсова. Ее поймали. Седло и стремя были окровавлены. Его давно уже отыскивали офицеры с разных частей армии… Не оставалось сомнения в судьбе его постигшей, но тело его не найдено, и обстоятельства последних его минут остались неизвестны"[75].