Александр Керенский. Демократ во главе России

Мысли, мысли… Терзают сознание и душу. Без конца и края… Слава богу, есть Тиме… Он мыслит и любит, значит – живет, не сдается на милость тех, кто жаждет его падения. Прелестная Тимочка… Надо будет послать адъютанта за шампанским… Увы, его сейчас достать легче, чем хлеб. За шампанским нет очередей… Союзники-французы не прекращают поставки. Вот англичане открыто помогали Корнилову… Обида на них, видимо, исчезнет у него не скоро. Тиме права – он не называет ее по имени из-за жены, тоже Ольги. Уже неделя, как она уехала на фронт. Большевистская газета огрызнулась на него и по этому поводу. Низменное издание, выпускаемое невежественными, грубыми людьми. Ольга в одеянии сестры милосердия показалась ему похожей на монашенку. Сжалось сердце. Она поехала на фронт и по зову души, и как жена министра-председателя, истинного патриота страны. И, как он интуитивно почувствовал, в надежде вернуть его в семью… В ее отсутствие надо будет чаще навещать детей, а пока послать к ним адъютанта с продуктами. На всякий случай, хотя им повезло с бабушкой. Интеллигентная, безумно любящая их женщина. Барановские – замечательная семья. Ольга, конечно, думала, что у нее будет такая же дружная, счастливая семья, как и у родителей… Опять сжалось сердце… «Извини, Оленька». Он перенес свой кабинет на последний этаж Зимнего: из-за встреч с Тиме… Она понимает, что не стоит афишировать их роман, поэтому не приглашает в театр… Он единожды видел ее на сцене… И обомлел… Екнуло сердце… первый признак того, что он влюбился с первого взгляда. А со второго, с третьего влюбился бешено. Но не потерял голову. Любовь вдохновляла его, добавляла ему сил, делала смелее… Несправедлива жизнь, которая не позволяет открыто отдать должное этой славной девушке. Сегодня одна из последних возможностей увидеться с нею. Завтра начнется совещание на тему обсуждения кризиса вокруг правительства.

Наступило завтра. Он был в меру возбужден. Чисто выбрит. Полувоенный костюм ладно сидел на нем. В глазах светилась решимость. Он подумал, что не часто чувствовал себя так бодро и собранно. Поименное голосование, впервые предложенное им, продолжалось свыше пяти часов. 776 человек проголосовали за создание коалиции, 688 – против, из них 331 человек принадлежал к профсоюзам и Советам солдатских депутатов, которые находились в руках большевиков и их союзников – левых эсеров и меньшевиков-интернационалистов. Он тоже принадлежал к партии эсеров и с горечью наблюдал раскол в ее рядах. Одни из эсеров перешли открыто на сторону большевиков, другие позднее были завербованы ими, как небезызвестный Борис Викторович Савинков, выдавший бывшим противникам планы и явки белой армии.

Керенский был человеком чести. Он не отступал от своих позиций никогда. Шел на уступки партиям, чтобы сохранить их в коалиции, может, ошибочно, зря верил большевикам и в их демократическую сущность. Может быть, поздно, но наивность и слепота покинули его. После голосования он заявил, что, если совещание решит сформировать правительство только из представителей социалистических партий, то ни он, ни другие члены республиканского правительства не войдут в новый кабинет. Авторитет его в глазах народа пошатнулся, но был еще достаточно силен. Корниловский мятеж размежевал его сторонников. Большевики, борясь с Корниловым, всюду кричали о слабости Керенского. Это была чистейшая ложь. Он не терял присутствия духа и должным образом дал отпор мятежникам. Но даже союзники, и в первую очередь англичане, усомнились в его способностях. Неверие мучило Керенского, но он не высказывал своего огорчения. Держался независимо и уверенно. И сегодня большинство членов совещания последовало его предложению. Помимо тех членов, что входили в коалицию до 27 августа, в состав нового кабинета вошли два представителя от профсоюзов и группы промышленников. Демократия не сдавалась.

Керенский напишет в мемуарах: «Несмотря на три года войны и блокады, несмотря на союз Ленина с Людендорфом и помощь союзников Корнилову, демократическое правительство не удалось бы свергнуть, если бы борьба велась с ним честно, а не при помощи лжи и клеветы… „Солидные“ газеты распространяли слухи и сплетни, публиковали заведомо ложные свидетельства, чтобы изобразить меня сторонником Корнилова».