Александр. Книга I

После того, как они, естественно, не заметив замаскированных позиций противника, втянулись в заранее размеченную зону обстрела, Александр отдал приказ об открытии огня. Полторы тысячи винтовок, девять пулеметов и восемь пушек заработали разом и на пределе своих скоростных возможностей. Получился своего рода все сметающий свинцовый шквал. Около пятнадцати тысяч пуль каждую минуту обрушивались на солдат противника, стремительнейшим образом их уничтожая. В их рядах сразу началась паника, метания и давка. Причем паника сыграла с ними злую шутку – она не дала ребятам трезво оценить обстановку и залечь. Вместо этого они напротив, вели себя как укушенные и «мельтешили» с дикими криками. Лишь на третьей минуте остатки отступающих войск северян ринулись к железнодорожной насыпи, желая спастись за ней. Впрочем, именно там они и погибли, так как взобраться на высокий земляной вал под плотным стрелковым огнем – крайняя степень безрассудства. Они пытались карабкаться по крутой насыпи, а с дистанции в семьсот-восемьсот метров по ним вели плотный обстрел. Те, кто забрался повыше, получаю свою пулю, скатывался вниз, сбивая к подножию своих коллег по несчастью. Там последние северяне и собрались. Впрочем, по этому валу из тел у подножия насыпи еще секунд тридцать велась стрельба. На всякий случай.

Когда беглая стрельба, наконец, утихла, Александр немедленно отправил вестовых, чтобы ему доложили о потерях. Их не было. Даже раненых не было. А там где еще несколько минут назад шли солдаты противника, лежало поле трупов, хотя нет, скорее кровавая каша, растекшаяся жирным, слегка смазанным пятном. Впрочем, Джебу Стюарту это было еще не ясно, а потому он вскочил в седло и повел своих кавалеристов к месту гибели отряда противника. Что его туда повлекло сложно сказать, но зря он это сделал. Очень зря. Его люди оказались не готовы к зрелищу, что предстало перед их глазами. Убитые и бьющиеся в агонии тела, куски мяса, оторванные конечности, кровь, мозги, содержимое кишечника, стоны и крики ужаса раненых, ползающих в этой каше и сладковатый аромат парного мяса, смешанного с запахами фекалий и крови, от одной только смеси которых, с непривычки, может желудок вывернуть. В общем, там было все самое эффектное, что можно встретить на войне, только в одном флаконе и значительном количестве.

Многим людям Стюарта стало плохо, и они стали терять сознание, падая прямо в эту самую кашу. Впрочем, не всем. Однако проблем это добавило. Им под стать оказались и слушатели училища, впервые оказавшиеся на войне. Да что они, даже старые, закаленные ветераны, многие из которых побывали на Крымской войне, и те находились на грани нервного срыва. По большому счету, после окончания этой бойни, часть бригады в унисон молилась и блевала. То есть, была частично деморализована. За исключением ветеранов и Александра. Однако же и опытный, навоевавшийся Урусов, глядя на результат успешной засады, стоял с задумчиво-печальным видом.

Саше же, в ключе произошедших событий, вспомнилась фраза, которую старший прапорщик, говорил своим бойцам в «учебке» в одном известном фильме, о том, что они могут писаться, какаться, звать маму, но боевую задачу выполнять, несмотря ни на что. Так и тут получилось. Впрочем, если говорить честно, бригада оказалась психологически не готова к «новой войне». И если при Булл-Ране вся эта бойня носила более растянутый по времени и пространству характер, и не так сильно давила на неокрепшую психику, то на дороге в Балтимор люди не выдержали и «потекли».

– Вот, Сергей Семенович, – обратился Александр к Урусову через несколько минут после окончания дела, – перед вами война будущего. Как вы видите, она готова принимать жертвы в любом количестве и качестве. А смерть в бою, теперь еще менее овеяна красотой и изяществом. Авраам Линкольн совершил ошибку и не послал вперед себя разведку и боевое охранение, поэтому закономерно попал в засаду. Новая война наказывает за любые ошибки исключительно смертью.

– Это ужасно... и очень печально. Глава государства погибает столь бесславным образом.

– Безусловно, это не делает им чести. Но если мы не хотим, чтобы с нашими солдатами поступали также, то должны стремительно идти вперед. Нет, скорее даже бежать. И опережать всех в своем развитии, а не жить одними традициями, которые привели нас к трагедиям в Тавриде. Вы же там были. По-вашему, хорошо ли был обучен и снаряжен русский солдат? Молчите? Правильно. Из рук вон плохо. По большому счету он мало чем отличался от того солдата, что в Отечественную войну сражался при Бородино. Прошло полвека, а наша армия как будто забыла, что нужно развиваться. Впрочем, словами это не исправить. Нужны дела. Как там говорится в старой русской пословице: «На Бога надейся, а сам не плошай?» Так ведь?

– Я, право, не знаю, – Урусов задумчиво рассматривал поле трупов. – Неизвестно, нужны ли эти дела.

– Сергей Семенович, по вашему мнению, лучше чтобы вот так нас стреляли?

– Я не это имел в виду. Хотя... знаете, вы, наверное, правы.