Александр Кравцов. Жизнь театрального патриарха

– Разве камень, – прогремел владыко и бросил вниз левую руку с напряжённым указательным пальцем, – может подняться на попирающего его?

Накалив атмосферу горечью к несправедливо обиженным, он открыто пошёл в атаку, подбросил посох, поймал его в воздухе и выкрикнул:

– Разве посох может ударить владельца своего?

И после паузы, воздев глаза и свободную руку, негромко, с горьким упрёком, вопросил:

– Разве паства может подняться на пастыря своего?..

И все до единого начали повторять, словно речёвку на политической манифестации: «Прости, владыко! Прости, Христа ради!»

Саша чуждался стадности, не любил толпу и среди неё чувствовал себя чужаком.

Он вышел из храма.

Законы овладения толпой и доведения её до экстаза, как это делали Гитлер и Муссолини, он прекрасно знал. Поэтому, увидев это в храме, был огорчён и раздосадован такой прощальной проповедью опального епископа.

Ему стало не по себе. Саша облокотился на кирпичную тумбу соборной ограды. Задумался. Вдруг почувствовал рядом с собой кого-то. Поднял голову. На него смотрели проникновенные глаза Пимена.

– Тебе худо, сын мой?

– Нет, уже ничего… Благословите, владыко!

Получив благословение, Саша снова опустил голову.

– Простите меня, но я ничем не болен, а у вас много забот, я знаю, мне говорили, и вообще – я был там… Как говорится, душе стало душно. Пройдёт. Вы уж простите, что я вас так…

Пимен глядел в его глаза участливо и строго.

– Ты был в храме, и после этого заболела душа? Тогда мне нельзя тебя оставить.

– Я здесь недавно и скоро уеду.

– Вот видишь: и я – недавно, и тоже уеду. Молитва облегчает мучения верующего, а с тобой вышло по-другому. Я понимаю: даже в храме может что-то расстроить, но почему так мучительно?

Он доверил Пимену свои злоключения с ненавистным Валеевым, о поведении опального епископа.

– Никогда не думал, что мародёры проникли и в храмы Божии! Ведь я помню, как в годы войны открывали церкви, как служили священники в Ленинграде, Ростове, Таганроге, Керчи; как люди верили им и выживали в нечеловеческих условиях… Да и как не верить, когда все ленинградцы знали, что наш митрополит, а теперь – патриарх, всю блокаду день в день провёл со своей паствой? В окно его кабинета залетали осколки снарядов, врезались в стены, его чудом не ранило, даже не зацепило!.. И почему же даже в церковь заползают разные гады, и нет им настоящей кары?..

– Сколько лет тебе было в мае сорок пятого?

– Почти пятнадцать.

– Мне было пятнадцать, когда принял монашеский постриг. В двадцать пятом году…

– Разве тогда это было возможно?

– Даже во времена Нерона христиане создавали свои обители… Как тебя зовут, сын мой?

– Саша… Александр!

– Меня в детстве звали Сергеем, в отрочестве нарекли Пименом…

– Да я знаю, знаю…

– В пятнадцать лет я надеялся, что монашеским трудом, молитвой и послушанием отведу от себя всяческие мирские скверны, и уж точно – любое насилие… Но началась война. И я не мог остаться в стороне, как не мог твой отец… Заблудший пастырь, что так расстроил тебя нынче, оказался в другой стране, среди людей иной морали. Кто знает, как бы он повёл себя дома? А там… Что нам представляется греховным, там иной раз выдают за шалость… Но карать – право Создателя, и никого больше. Святейший патриарх, хоть сам и настрадался в блокаду вместе с паствой, наложил епитимию на оступившегося, но не закрыл ему путь к очищению от всякая скверны. В этом сила, а не слабость православия… Никогда не задумывался, что за поступки вложены в заповедь Христову «Не судите, да не судимы будете»? А это значит: случилось что, так не торопись искать причину на стороне – начни с себя. Поверь: большинство радостей наших и бед сотворяем мы сами, незаметно, поступок за поступком… Научись быть судьёй самому себе, и ты обретёшь свободу в прощении ближним… Вспомни, уважал ли ты себя, когда терзался ненавистью, злобой, местью? А когда прощал, не очищалась ли душа светом, не возвышалась ли она? Великодушие – божественный промысл… Приедешь – поклонись Ленинграду от смиренного иеромонаха Пимена. Прощай, Саша-Александр. Благослови тебя Господь!

Пимен пошёл навстречу автобусу…

Это была первая встреча с будущим патриархом.

Она сильно на него повлияла. За всю свою жизнь его не однажды предавали, но Александр Кравцов никогда не мстил. Бывали даже невероятные случаи, когда предавший попадал в беду, в отчаянии обращался к нему же за помощью и – «милость к падшим» получал. Александр Михайлович давал руку помощи, но – отношения потом не восстанавливал…

В ГУЛАГе