Александр Македонский

Александр умер тридцати трех лет от роду, процарствовав тринадцать лет, и, как от дуновения ветра, погас мировой пожар, поглотивший все Персидское царство, часть Индии и Балкан и ликвидировавший свободу эллинского союза. То, что Александр надеялся создать взамен уничтоженного, создано не было. Созидатель покинул строительную площадку, не завершив начатого, оставив вместо себя неопытных мастеров и простых рабочих. Ушел со сцены актер, игравший главную роль, он же режиссер и постановщик и, собственно говоря, автор пьесы, раздававший роли актерам. Можно также сказать, что ушел укротитель, усмиривший всех непокорных и заставивший их подчиниться своей воле.

Александр был провозвестником новой веры; он поклонялся фетишу, который сам изобрел: идее мировой империи, создание которой в то время еще не было исторически обусловлено и поэтому было нереально. Теперь, когда идея лишилась поддержки Александра, никто не знал, что с ней делать. В глубине души все понимали, что никто не станет больше служить этому фетишу, но факт существования империи оспаривать не приходилось, оставалось лишь оспаривать ее право на существование.

Имперской «ставке» давно было тесно в маленькой Македонии. Полководцы Александра рвались к широким просторам, к рискованной игре на краю пропасти. Вскоре выяснилось, что каждый из его сподвижников унаследовал от своего царя стремление к великодержавности. Среди них не было никого, кто не хотел бы стать царем сам, кто остановился бы перед риском, надеясь что-то выгадать, кто не определял бы свои будущие действия только собственными стремлениями и желаниями.

При этом произошло смещение всех жизненных понятий. При Александре все благоговели перед священной идеей империи и вынуждены были служить ей. Теперь же потомки полководцев Александра высшей ценностью стали почитать самих себя. Они отказались беспрекословно служить идее империи, как того требовал Александр, отказались от стремления к безграничному ее расширению, к смешению народов. Они лишь задавались вопросом, что делать с тем, что уже создано.

Здесь мы можем лишь кратко остановиться на начавшемся после смерти Александра распаде[396].

Сразу после смерти Александра встали два вопроса: кто станет править империей и как разделить наследство, чтобы в рамках существующей традиции удовлетворить интересы всех.

Что касается первого, то здесь возникла критическая ситуация: огромная авторитарная империя, основанная персами, а затем расширенная Александром, теперь потеряла своего правителя. Не было никого из членов царской семьи и из приближенных, кому остальные согласны были бы подчиниться. Мужских отпрысков своей семьи Александр давно уничтожил. В живых оставались лишь двое: Геракл, незаконнорожденный сын Барсины, живший отнюдь не по-царски в Пергаме вместе со своей матерью. Ему было всего пять лет, и, с точки зрения македонян, он воспитывался чересчур по-гречески. Вторым наследником был Арридей, незаконнорожденный сын Филиппа и Филинны, единокровный брат Александра. Но из-за слабоволия и некоторого слабоумия — да к тому же он был эпилептиком — его вообще не считали претендентом. И еще одного возможного претендента на трон носила под сердцем Роксана, но он должен был появиться на свет только через четыре месяца.

По македонским обычаям, наследника престола утверждало войсковое собрание после предварительного обсуждения на собрании знати. Сразу же всплыли старые раздоры, еще при жизни Александра расколовшие придворных на сторонников Филиппа, поддерживавших старомакедонские порядки, и приверженцев Александра с его новым курсом.

После смерти царя к старым распрям добавилось стремление урвать как можно больше из его наследства. Возникает вопрос, могла ли вообще эта превратившаяся в призрак царская власть стать предметом наследования. Ни Арридей, ни Геракл не принимали участия в завоевании Азии, не говоря уже о сыне Роксаны. Царь завоевывал мир усилиями своих сподвижников и войска. Они и были истинными его наследниками и преемниками. Поэтому в войсках все громче раздавались требования о разделе сокровищ, захваченных в Персии. Некоторые из сподвижников рассчитывали на независимую власть в одной из сатрапий, другие даже надеялись, что смогут сыграть роль Александра, захватив всю империю. Началась борьба всех против всех, причем истинные намерения сперва скрывались за декларациями преданности Филиппу или Александру. Определенную роль здесь сыграли члены царской семьи. За мнимой приверженностью к тому или иному наследнику часто скрывались личные интересы, корысть или страх.