Александр Македонский

Теперь во главе образовавшегося государства встал Ахеменид — «царь царей», Великий царь. Разве не имел он права требовать автократии за свои подвиги, за управление огромным царством? Знать понимала это и уступила ему право на власть и авторитет, принятые на Востоке. Они чтили не только государя за данную ему священную власть, но и сам титул царя. К тому же множество завоеванных стран, несомненно, нуждалось в центральном управлении. Однако иранская знать никоим образом не хотела отказаться от своих прав, которые связывала с феодальными свободами. В жизни провинциального Ирана никто на них не посягал, но империи нужны были сатрапы, коменданты, управляющие, главным образом для западных провинций. Для этого требовались иранцы, но не самонадеянные владельцы вотчин, а послушные чиновники. Таких не было среди местной знати. Если эти люди занимали предложенные посты, они тут же использовали их для своей личной выгоды. Там, где представители знати управляли областями в качестве сатрапов, они рассматривали их как родовой удел и, подобно позднейшим феодалам, старались сделать власть независимой и наследственной. Они даже были готовы хранить верность, но лишь вассальную, которая не имела ничего общего с чуждыми им этическими взглядами чиновников. Авторитет центральной власти от этого не страдал, но ущерб, наносимый принципу централизма, был бесспорен. Кроме того, хотя это и не было признано де-юре, фактически большинство провинций находилось в руках знатных семейств, проводивших свою личную политику и даже фрондировавших, если Великий царь правил стишком строго или слишком мягко. Знать и чиновники постоянно тянули государство в разные стороны, что служило источником внутренних трений. Даже при самых лучших намерениях у обеих сторон возникало взаимное недоверие.

Кроме противоречий между центральной автократией и местничеством знати возникла уже упоминавшаяся нами угроза разложения господствующей верхушки вследствие чрезмерности ее власти. Подобно самому царю, наместники империи (особенно ее неиранской части) обладали почти абсолютной властью. Это толкало их на переоценку собственной роли, волюнтаризм и злоупотребления. К тому же во многих городах соблазн для новых правителей представляло привычное там деспотическое поведение их предшественников на местах. Такому положению способствовало и то, что сам Великий царь был далек от восточных провинций, чаще всего он пребывал в Сузах.

Итак, власть, которая сначала ставила своей целью благоденствие подданных и помнила о своей ответственности, перерождалась в неприкрытый произвол. Благополучная жизнь неограниченной деспотии, ее роскошь и великолепие, отсутствие критики со стороны подданных привели к постепенному вырождению царской власти двора, сатрапов и всей системы в целом. К власти пришли евнухи, начались гаремные интриги. Только те иранцы, которые оставались на родине, не участвовали в управлении, т. е. не вели легкую жизнь властителей, сумели сохранить свой образ жизни.

Примерно через полтораста лет после основания империя стала буквально трещать по всем швам. Горные племена неоднократно отвоевывали свою независимость и даже заставляли Великого царя при переезде из Суз в Персеполь платить им дань. Сатрапы пограничных провинций вели независимую политику. Империя была уже не в состоянии подчинить их, так как опиралась исключительно на иранские войска. Ей понадобились наемники для удержания власти. Такими наемниками чаще всего оказывались греки.

Следует отметить значение, какое имела Персидская империя для формирования идей Александра. Строго говоря, империя Александра была основана не Александром, а Киром, а ее организация восходит к Дарию I. Империю Александра правильнее считать не расширившейся Македонией, а выросшим Персидским государством. На ее создание Запад не оказывал влияния ни в этническом, ни в культурном отношении. Вместе с тем идейное обоснование существования государства вышло далеко за пределы своего персидского образца.