Среди последующих правителей Македонии особенно поклонялся греческой культуре и искусству Пердикка III. Здесь, как и во многом другом, он проявил, пожалуй, чрезмерную активность. Он попытался даже привлечь в Пеллу Платона, но философ, сделав не слишком удачный выбор среди своих учеников, послал туда Евфрая. Последний стал играть при дворе значительную роль, но не пользовался симпатией. Его поведение вызвало толки: мол, на царские пиры теперь приглашают только гетайров, знающих толк в философских материях и высшей математике.
Так проявлялось стремление Аргеадов к эллинизации населения вплоть до вступления на престол Филиппа. Прежде всего это касалось искусства, философии, некоторых практических областей: медицины, техники, военного дела и даже налоговой системы. Заимствования затрагивали в основном придворные круги и земельную аристократию, но едва ли доходили до широких масс народа. Речь шла лишь об облагораживании «благородных». За пределами этой верхушки мало кто умел писать и читать. Даже Евридика, мать царя Филиппа, только в старости постигла это искусство{7}.
Глубоко чуждыми македонянам оставались сами основы греческого полиса с его гражданской жизнью. По-видимому, Аргеадов совершенно не интересовала эта сторона эллинской жизни. Пелла не стала греческим городом, и македоняне не имели никаких оснований для создания группировок олигархического и демократического толка. Даже учреждение новой фаланги — педзэтайров (гетайров-пехотинцев), — состоявшей из крестьян и пастухов, не привело к образованию подлинной «демократии». Такую реформу провели Аргеады, лишь когда получили для этого достаточную финансовую базу. Фаланга имела двоякое назначение: для военных целей и для поддержки народными массами царской власти. Время, когда был введен этот новый тип пехоты, определяется по-разному, и уточнить его не представляется возможным. Был ли создателем фаланги Александр I, Архелай, или правивший в течение недолгого времени Александр II, или даже сам великий Филипп — неизвестно{8}. Однако, поскольку до правления Филиппа для постоянного содержания этого нового типа войска цари не имели достаточных средств, фаланга не могла появиться до этого времени. Только Филипп, использовавший золото и серебро фракийских рудников, мог создать ту железную фалангу, которая превзошла все виды греческой военной организации.
Именно в этом следует искать ключ ко всей политике эллинизации, проводимой Аргеадами. Они взяли от греков все дары их муз, все, что было порождено их разумом и практицизмом, и оставили в стороне все те их достижения, которые могли пошатнуть традиционные устои Македонского государства. Поэтому македоняне особенно ценили тех эллинов, которым были чужды политические страсти. Они хотели, поднявшись над общим уровнем балканско-континентальной культуры, все же остаться по сути своей македонянами.
Огромное значение для македонян имело сближение с культурой Греции, проводившееся Аргеадами в высшей степени разумно, однако не меньшую роль играли политические столкновения между греками и македонянами на территории Балкан. Греческие города, расположенные по обеим сторонам Фермейского залива, закрывали от македонян побережье, поэтому Аргеады считали необходимым либо подчинить себе эти города, либо уничтожить. И когда основанный выходцами из Аттики Амфиполь закрыл македонянам доступ к фракийским рудникам, это вызвало резко враждебное отношение к грекам. Отныне Македония стала использовать все возможности, чтобы пошатнуть положение греков на севере. Борьба с эллинами действовала на Аргеадов как своего рода возбуждающее средство: она не давала македонянам впасть в спячку, являлась хорошей школой для проводимой ими политики, сущность которой составляли без конца заключаемые и вероломно нарушаемые договоры. В то же время эта борьба послужила стимулом к окончательному объединению Македонии и превращению ее в могущественную державу.