Александр Македонский. Гениальный каприз судьбы

Свет, то вспыхивающий, то погасавший, слепил глаза идущему войску и приводил его в ужас. Гром гремел почти беспрерывно. И со всех сторон были видны вспыхивающие молнии; воины перестали слышать и, оцепенев, не отваживались ни идти вперед, ни остановиться. Тут внезапно хлынул потоком ливень с градом. Сначала воины укрывались от него под своим оружием, но потом уже не могли не только удержать закоченевшими руками скользкое оружие, но и решить, в какую сторону повернуться, так как буря с громадной силой обрушивалась на них со всех сторон, и от нее нельзя было укрыться.

И вот, нарушив строй, войско разбрелось по всему перевалу; многие, обессилев скорее от страха, чем от напряжения, распростерлись на земле, хотя от усилившейся стужи дождь превращался в град. Другие укрывались под деревьями, и это было для многих опорой и убежищем. Они не обманывались в том, что сами выбрали себе место для смерти, так как, не двигаясь, они утрачивали свое жизненное тепло, но неподвижность была приятна утомленному телу, и они готовы были умереть в покое. А буря бушевала свирепо и упорно. И дневной свет, эту отраду природы, скрывали тучи и темные, как ночь, леса.

Лишь Александр в новой опасности не терял присутствия духа. Этому человеку просто необходимы были нестандартные ситуации, чтобы проявить себя. И потому, где Александр – там война и бедствия, он был обречен на бесконечную непрерывную войну; войну, не во имя каких-то целей, но ради самой войны. Когда она ненадолго прекращалась, царь становился очень неприятным человеком: он впадал в разврат и пьянство, убивал друзей и сжигал дворцы. Но даже бешенство природы, казалось, возвратило Александра к жизни, подняло его авторитет. Как вампир питается кровью, так и Александр на фоне гибели, страданий сотен и тысяч людей становился всемогущим исполином.

Один лишь царь бодро переносил такое бедствие; он обходил солдат, собирал разбежавшихся, поднимал упавших, показывая дым, выходящий из далеких хижин, убеждал спешить в ближайшие укрытия. Ничто так не ободряло солдат и не послужило к их спасению, как боязнь отстать от царя, который ценой напряжения всех сил выдерживал непосильные для них несчастья.

В конце концов нужда, которая в несчастье бывает действенней, чем разум, изобрела средство от холода. Воины принялись рубить лес и повсюду зажигать костры. Можно было подумать, что весь лес охвачен пожаром и среди пламени не осталось места войску. Этот жар отогревал закоченевшие тела, и дыхание, перехваченное холодом, становилось более свободным. Одни укрылись в жилищах варваров на самом краю леса, куда завела людей необходимость; другие разбили лагерь на сырой земле, так как небесный гнев уже стихал. Это бедствие погубило две тысячи воинов, маркитантов и обозной прислуги.