– Давай, давай, сын Амона! – продолжал Клит. – Верь всякому подхалиму, разглагольствующему о твоем божественном происхождении! Я не знаю, чей ты сын, но я останусь непоколебим в своем убеждении, что ты рожден женщиной от простого смертного, как и все мы. Ты вскормлен молоком женщины, моей сестры. Может быть, ты и об этом забыл? У тебя ничего не было от бога, когда ты едва держался на ногах и когда я носил тебя на руках. Сегодня мне нужно было сказать тебе всю правду, Александр, которую ты не сможешь услышать от оракулов всего мира.
Взбешенный Александр выхватил копье из рук стоявшего поблизости телохранителя, не в силах более сносить оскорбления. Гефестион, Птолемей, Пердикка, Леоннат и даже старый Лисимах кинулись к царю. Им удалось выбить копье. Держа его за руки, они умоляли царя успокоиться и не принимать всерьез все сказанное захмелевшим Клитом. Кровь прилила к лицу Александра, и он взревел:
– Я не позволю своим офицерам обходиться со мной, как Бесс с Дарием! Трубить сигнал тревоги!
Заметив колебания горниста, Александр вырвался из рук полководцев, мощным ударом кулака сбил его с ног. Он приказал всем покинуть зал и, схватив копье, устремился по коридору догонять Клита, которого спешно уводили из дворца.
– Где этот предатель? – кричал царь.
Клит, презрев смертельную опасность, решительно отстранил своих доброжелателей и, раздвинув портьеры, смело шагнул навстречу разгневанному Александру.
– Я здесь, Клит здесь! – Это были его последние слова.
– Тогда следуй за Филиппом, Парменионом, Атталом![57]
– прокричал свой приговор Александр, метнув копье.Копье пронзило грудь, и Клит как подкошенный рухнул на землю. В зловещей тишине можно было услышать, как вибрирует древко копья.
Опьянение и ярость Александра мгновенно прошли, уступив место безмерному отчаянию. Царь наклонился над Клитом, но тот был уже мертв. Осознав ужас происшедшего, Александр одним рывком вырвал копье из сердца друга и, прислонив древко к стене, хотел покончить с собой. Он уже приставил окровавленный наконечник к своей груди, но его успели остановить и разоружить.
– Нет, нет! – кричал он. – Я недостоин жизни после столь постыдного поступка.
Невыносимо было видеть, как, распростершись на полу, он бился лицом о каменные плиты, в кровь раздирая голову ногтями. Сквозь рыдания слышался его стон:
– Клит, Клит, Клит…
Три дня после убийства друга он не прикасался к еде и питью, перестал спать и следить за собой. Он приказал принести тело Клита в его комнату и оставался с ним наедине взаперти. Целыми часами Александр повторял:
– Твоя сестра вскормила меня своей грудью, ты качал меня на руках, два твоих племянника отдали за меня жизнь в Милете, ты сам спас мне жизнь! Никто не захочет остаться рядом со мной. Поистине я чудовище, я подлец! Прости меня, Клит!
Он бил в исступлении кулаками по каменному ложу, отказываясь кому-либо отвечать и кого-либо слушать. Каждый старался убедить Александра в непоправимости случившегося. Каллисфен мягкой и кроткой речью, согласующейся с нравственным учением Аристотеля, пытался утешить царя. Философ Анаксарх, очевидец происходившего, сурово заявил, что тому, кто хочет подняться над человеческими законами, должно иметь мужество платить за свершенные деяния, а не опускаться и не разыгрывать, подобно простому смертному, унизительный спектакль, изображая угрызения совести. Мне пришлось напомнить царю о зловещих предсказаниях, воскресить в его памяти роковые видения:
– Со дня твоего рождения, Александр, я знал, что тебе суждено стать причиной смерти Клита. Стало быть, таково предопределение судьбы, включенной в веретено парки еще задолго до твоего появления на свет и даже до рождения Клита.
Вняв моим доводам, царь согласился прервать свой траур.
– Никакими мучениями, никакими страданиями я не сумею расплатиться за это злодеяние, – горько признавался великий правитель.
Однако желание искупить вину странным образом вело его к новым убийствам и преступлениям. Отныне его поступки подчинялись страшной логике раскаяния. Любое неповиновение Александр карал не менее сурово, чем наказал Клита. Так он чтил память друга.
В это время в далекой Пелле Олимпиада плела интриги против Антипатра. Она укрывала в своем дворце молодых людей, спасавшихся от набора в армию, восторгалась завоеваниями своего сына, рожденного от бога Амона.
IX
Полубоги
Трагедия полубогов заключается не в том, что они без остатка тратят свои жизненные силы, свершая великие подвиги. Беда их в другом. Они не могут прийти к согласию с собой, не умея соизмерять свои дерзания с возможностями, отпущенными им судьбой. Силой и умом они походят на богов, а склонность подвергать все сомнению делает их схожими с людьми.
X
Роксана