Александр Македонский. Книги 1-10

Каутилья вежлив, негромок и беспощаден. Похоже, он полагает, что прибыл не договариваться, а диктовать условия…

И это действительно так.

Произнося омерзительные слова чужого языка, брамин одновременно – это умеет любой посвященный! – возносит благодарственную молитву Творцу Браме, позволившему слуге своему дожить до этого дня. Ничего не имеет Каутилья лично против Селевка. Напротив! Как раз этот юнан в свое время был дружелюбен и не называл беглецов из-за Инда обезьянами, и не показывал ему, Каутилье, клочья жареного мяса священных коров.

Но Каутилья, вот уже двадцать лет правящий Магадхой от имени высокославного Чандрагупты, не умеющего просчитывать жизнь далее, чем на три дня вперед, от души убежден: бледнолицые пришельцы – не люди! Они сильны даже теперь, но сила не отличает человека от животного, напротив, животное обязано быть сильнее человека, ибо лишено благодатной помощи разума.

Время пришельцев истекло, и не о чем говорить с ними.

Селевк слушает речь, не нуждающуюся в ответе.

Магадха уверена: войска, стоящие пока что на правом берегу реки, будут уведены в скорейшие сроки! В противном случае, гарнизоны каменных башен ждет судьба тех, что стояли на левобережье.

Магадха убеждена: ни о каком выкупе за уступаемые земли не может идти и речи, поскольку никто не звал юнанов приходить в край, сотворенный из слюны Брамы.

Магадха полагает: раджа – даже не махараджа! – скрипит зубами базилевс – Селевк сумеет правильно оценить создавшееся положение и не позволит чувству обиды возобладать в ущерб переговорному процессу.

В противном случае, Магадха готова к войне.

К малой войне на правом берегу.

А готов ли к ней Селевк?..

Располагает ли он золотом, войском, слонами?

Есть ли у него надежные друзья и союзники, готовые оказать помощь в тяжелый час?..

Щадя самолюбие Селевка, Каутилья говорит, не раскрывая глаз, и базилевс Вавилонии благодарен брамину, ибо каждое слово индуса – жестокая правда.

Золото? Оно есть у вавилонских торговцев, финикийских мореходов и ростовщиков Иудеи. Но эти фазаны вкладывают средства лишь в прибыльные предприятия, а война во имя чести повелителя вряд ли будет сочтена ими способной принести хоть какой-нибудь барыш…

Войска? Плох базилевс, не имеющий воинов. Но жизнь показала, как быстро растрачиваются в индийских зарослях обученные синтагмы! Пять-десять раненых в день. И влажная духота, и шипящие ленты смерти под ногами, и стрелы, стрелы… К тому же армии следует платить.

Друзья? Откуда они у того, кто увенчан диадемой?!

Союзники? Кассандр – далек, и ему безразличны дела азиатские. Птолемей? Однажды он уже помог, совсем немного, а после стоило немалых усилий заставить его понять, что поддержка, оказанная однажды, вовсе не означает подчинения Вавилонии Египту. Он понял. Но с тех пор он – не союзник…

– Смирись, Селевк, – без усмешки, очень по-доброму завершил Каутилья. – Никому не дано преодолеть карму…

Карма?!

Селевк вздрогнул.

Ему доводилось уже слышать это слово. Даже дважды. В первый раз он еще не был базилевсом и даже не смел мечтать о диадеме. Он был всего-навсего царским гетайром и помнит, как сейчас: Божественный пожелал обладать сапфиром «Средоточие Блеска», величиной в бычью голову. Где-то неподалеку от Александрии-Дэйамны прятали прославленный камень, и после неудачных поисков Божественный, не терпевший, когда его желания не исполнялись немедля, повелел взять в заложники детей тех, кто мог знать точное место. Камень был объявлен ценой сохранения детских жизней. Но отцы молчали. Тогда было зарезано дитя. И другое. И третье. А отцы молчали. И камень оставался недосягаемым. И тогда удивленный Божественный спросил: «Ужели вам, отцы, не жаль плоть и кровь свою?» Индусы же ответили одним словом: «Карма!» И не сказали ничего более. Не издали ни звука, даже сгорая на медленном огне вместе с телами зарезанных детей.

Вторично… о! Селевк был уже стратегом, из тех, кого приблизил и обласкал Александр, вернувшись в Вавилон из индийского похода. Божественный умирал. Умирал тяжело и неопрятно. От болезни? От яда? Какая разница? И был призван индиец-йог, умевший – и это подтверждали свидетели! – оживлять мертвецов. Он поглядел на Царя Царей с порога и кивнул, давая понять, что ничего сложного в исцелении нет. Но затем, ощупав недужного и осмотрев нечто, видимое лишь ему одному, встал и вышел из опочивальни, бросив напоследок все то же единственное слово.

Карма.

Эллин сказал бы: ананке.

Неотвратимость…

– Итак, вы требуете все, ничего не давая взамен? – сухо и отрывисто спрашивает Селевк, и брамину становится понятно, отчего трижды проклятый Безумец, приведший некогда юнанов, называл в свое время человека, сидящего напротив, своим отражением.

Нельзя загонять в угол израненного тигра. Тигр может прыгнуть, и охотник станет дичью сам! Побелевшие глаза раджи свидетельствуют о том, что он уже готов к прыжку. Глядящий так способен, уходя, поджечь джунгли и отравить источники. Больше того! Он не остановится и перед разрушением храмов…

Каутилья приказывает уголкам губ чуть приподняться.