Александр Македонский. Книги 1-10

Иногда учитель военного дела, вместо того чтобы утомлять ребят однообразными упражнениями, брал их на охоту. В лесу водились кабаны, косули, волки, медведи, рыси, а также львы.

Однажды после возвращения с одной из таких облав они увидели у входной двери Аристотеля в странном наряде: в сапогах из дубленой кожи с голенищами до колена и в переднике с нагрудником. Он осмотрел убитых животных и выбрал самку кабана, очевидно супоросую.

— Тебя не затруднит отнести ее ко мне в лабораторию? — обратился он к егерю и кивнул Александру, чтобы тот следовал за ним. Это означало, что состоится урок для одного царевича.

Юноша отдал распоряжения, чтобы все сделали так, как просил учитель. Свинью уложили на топчан, рядом с которым Теофраст разложил целый ряд хирургических инструментов, безупречно наточенных и начищенных.

Аристотель велел передать ему скальпель и обратился к молодому царевичу:

— Если ты не слишком устал, я бы попросил тебя ассистировать мне при операции. Я покажу тебе много полезного. Там лежат писчие принадлежности, — он указал на перо, чернильницу и несколько свитков папируса, — чтобы ты мог делать заметки и фиксировать все, что увидишь во время вскрытия.

Александр поставил в угол лук и стрелы, взял перо и папирус и подошел к столу.

Философ надрезал брюхо свиньи, и внутри матки животного показались поросята. Одного за другим он измерил каждого и сказал:

— До рождения оставалось две недели. Вот это матка, то есть матрица, где формируются зародыши. А этот внутренний мешок — плацента.

Александр, в первый момент, поддавшись отвращению от запаха и вида этих окровавленных внутренностей, вскоре начал делать заметки, а потом и наброски.

— Видишь? Органы свиньи, или самки вепря, что одно и то же, чрезвычайно похожи на человеческие. Посмотри: это легкие, то есть мехи, позволяющие дышать, а эта мембрана, что отделяет верхнюю часть внутренностей, более благородную, от нижней, — френ, то есть диафрагма; древние считали, что там находится душа. На нашем языке все слова, указывающие на мыслительную или рассудочную активность, а также безумие, являющееся расстройством мышления, происходят от термина «френ» — мембрана, оболочка.

Александр хотел спросить, что двигает этим френом, что заставляет его ритмично подниматься и опускаться, но уже знал ответ: «На сложные вопросы не существует простых ответов», — и промолчал.

— А вот это сердце: насос, подобный тому, что выкачивает воду из корабля, но бесконечно более сложный и эффективный. Согласно древним, здесь располагаются чувства, потому что его движение ускоряется, если человек охвачен гневом, или любовью, или просто похотью. На самом деле движение сердца также ускоряется, если подниматься по лестнице, а мне не кажется, что взбирание по лестнице вызывает какие-либо чувства.

— Да уж, — признал Александр, уставившись в замешательстве на окровавленные руки учителя, роющиеся во внутренностях свиньи.

— Можно выдвинуть правдоподобное предположение, что, когда усиливается интенсивность жизни, необходимо, чтобы кровь циркулировала с большей скоростью. Существуют две системы кровообращения: та, что идет к сердцу, и другая, идущая от сердца, — полностью изолированные друг от друга, как ты можешь видеть. В этом, — добавил Аристотель, положив скальпель на поднос, — мы очень похожи на животных. Но кое в чем мы совершенно другие. Долото и молоток, — приказал он Теофрасту и несколькими точными ударами вскрыл черепную коробку животного. — Мозг. Наш мозг гораздо больше, чем у этого или любого другого зверя. И знаешь почему? Потому что это обиталище мыслей, сознания… Есть несомненная связь между нашей способностью думать и объемом нашего мозга.

Аристотель закончил и передал инструменты Теофрасту, чтобы тот вычистил их. Потом учитель вымыл руки и взял у Александра его заметки.

— Превосходно, — одобрил он. — Я бы не мог сделать лучше. Теперь можешь передать этого зверя мяснику. Я очень люблю шпикачки и кровяную колбасу, но, к сожалению, с некоторых пор с трудом их перевариваю. Если нетрудно, попроси поджарить мне к ужину мясо на ребрах.

В другой раз Александр обнаружил, как Аристотель внимательно проделывает ту же операцию, но над гораздо меньшим объектом — куриным яйцом, снесенным всего десять дней назад.

— Мое зрение уже не то, что было раньше, и потому приходится просить помощи у Теофраста. Будь внимателен, потому что потом сам будешь мне ассистировать.

Теофраст с невероятной точностью орудовал тончайшим и острейшим лезвием, зажатым между большим и указательным пальцами. Он вытащил белок и отделил зародыш от желтка.

— Через десять дней от начала высиживания уже можно различить сердце и легкие цыпленка. Видишь? Ты с хорошими глазами, видишь?

Теофраст показал маленькие кровяные сгустки, о которых говорил учитель.

— Вижу, — подтвердил Александр.

— А ведь тот же механизм действует и при развитии растения из семени.

Александр уставился в маленькие, чрезвычайно подвижные серые глаза эллина.

— А ты никогда не проделывал этого с человеческим существом?