Александр Македонский. Книги 1-10

Они были еще очень молоды и помнили о недавнем отрочестве, и в эти моменты их охватывало чувство глубокой тоски. Порой они натягивали на плечи плащи и крепко обнимались в темноте; и в этих безграничных просторах пустыни им вспоминались их детские тела и те ночи, когда они маленькими перебирались друг к другу в постель, напуганные кошмарами или воем кричавшего под пытками осужденного.

И леденящий мрак, и безнадежное будущее заставляли их искать тепла друг у друга, искать забвения в своей хрупкой и одновременно могучей наготе, в своем гордом и отчаянном уединении.

Ледяной, мертвенно-бледный рассвет возвращал их к реальности, и жестокий голод толкал на поиски пищи.

Увидев в снегу следы зверей, они останавливались поставить капкан на скудную добычу: кролика или горную куропатку, которых пожирали прямо сырыми, выпив кровь. Иной раз приходилось уходить ни с чем, голодными и окоченевшими от пронизывающего холода. И их кони тоже подвергались лишениям, питаясь лишь сухой травой, которую добывали из-под снега копытами.

В конце концов, после долгих дней сурового похода, изнуренные холодом и голодом, они увидели в бледном свете зимнего неба блеск — это была замерзшая поверхность озера Лихнитис. Беглецы шагом пустились к его южному берегу, надеясь до наступления темноты добраться до деревни с тем же названием и, возможно, переночевать в тепле у огня.

— Видишь на горизонте этот дым? — спросил друга Александр. — Наверняка внизу должна быть деревня. Там коням дадут сена, а нас накормят и позволят растянуться на соломе.

— Это слишком здорово, чтобы мечтать, — ответил Гефестион. — Ты, в самом деле, думаешь, что возможны такие чудеса?

— О да! А возможно, нам дадут и женщин. Как-то раз я слышал от отца, что варвары на материке предлагают их путникам в знак гостеприимства.

Снова повалил снег, и кони с трудом шли, проваливаясь на каждом шагу; ледяной ветер до костей пронизывал поношенную одежду. Вдруг Гефестион натянул поводья:

— О боги! Смотри!

Александр откинул капюшон и всмотрелся в метель — путь преграждал отряд из нескольких человек; они неподвижно сидели на конях, в заснеженных капюшонах и с дротиками в руках.

— Думаешь, они поджидают нас? — спросил царевич, хватаясь за меч.

— Полагаю, да. Но мы это скоро узнаем, — ответил Гефестион, в свою очередь, хватаясь за меч и пришпоривая коня.

— Боюсь, придется пробиваться, — заметил Александр.

— И я боюсь того же, — вполголоса ответил; Гефестион.

— Что-то не хочется отказываться от горячей пищи, постели и разведенного огня. Да и от красивой девушки тоже. А тебе?

— Пожалуй.

— По моей команде?

— Хорошо.

Но пока они готовились броситься в атаку, тишину долины нарушил крик:

— Турма Александра приветствует своего командира!

— Птолемей!

— Я!

— Пердикка!

— Я!

— Леоннат!

— Я!

— Кратер!

— Я!

— Лисимах!

— Я!

— Селевк!

— Я!

Последнее эхо затихло над замерзшим озером, и Александр со слезами на глазах уставился на шестерых всадников, застывших под снегопадом, потом обернулся к Гефестиону и, не веря, покачал головой:

— Великий Зевс! Это наши ребята!

ГЛАВА 32

Через три месяца после свадьбы Эвридика родила девочку, которую нарекли Европой, и вскоре снова забеременела. Филипп не мог надолго отдаться радостям отцовства, как из-за назревающих политических событий, так и из-за своего непостоянства. Да и со здоровьем возникли проблемы: он так толком и не залечил раненный в бою левый глаз и теперь совсем им не видел.

В эту зиму царю нанес визит его осведомитель Евмолп из города Соли, пересекший море в ужасную погоду, поскольку известия не терпели отлагательств. Привыкший к мягкому климату, здесь он посинел от холода, и царь усадил его поближе к огню и велел слугам подать гостю вина покрепче и послаще, чтобы тот легче ворочал окоченевшим языком.

— Ну, какие известия ты мне привез, друг мой?

— Богиня Тихэ на твоей стороне, царь. Послушай, что случилось при персидском дворе: как ты и представлял, новый монарх Арзес очень скоро понял, кто во дворце истинный хозяин, и, не в силах терпеть этого, попытался отравить Багоаса.

— Того кастрата?

— Его самого. Но Багоас ожидал подобного: он раскрыл заговор и принял собственные меры. Он подсыпал царю яда первым. После чего перерезал всех его сыновей.

— Великие боги! Этот мерин ядовитее скорпиона.

— Воистину так. Однако в результате прямая наследственная линия оказалась прервана. Одних убил Артаксеркс III, других Багоас, и не осталось ни одного прямого наследника.

— И что же теперь?

— И вот Багоас выудил кого-то из побочной ветви и посадил его на трон под именем Дария III.

— Кто же такой этот Дарий III?

— Его дедом был Остан, брат Артаксеркса II. Ему сорок пять лет, и он любит как женщин, так и мальчиков.

— Ну, эта подробность имеет лишь относительную ценность, — заметил Филипп. — Нет ли у тебя более интересных сведений?

— До того как его сделали царем, он был сатрапом Армении.

— Провинция не из легких. Должно быть, упрямый тип.

— Лучше сказать: грубый. Кажется, он собственноручно убил на поединке одного мятежника из племени кадузов.

Филипп провел рукой по бороде.