Александр Михайлович Ляпунов

Как раз об эту пору в душе Александра свершился окончательный поворот в сторону точных наук, что приметно дисциплинировало его мышление, делало его строже, но с тем вместе и суше. Даже из любимой им истории, бывшей для него не просто учебным гимназическим предметом, предпочитал он теперь сочинения, в которых прогресс и развитие человеческого общества рассматривались с точки зрения механистического детерминизма и борьбы за существование. Отделавшись от классического идеализма, навязываемого учащимся, оставил гимназист Ляпунов «Всемирную историю» Шлоссера, и на столе у него появились «История человеческой культуры» Кольба, «История цивилизации в Англии» Бокля, «История умственного развития Европы» Дрепера и «Земля» Реклю. Авторы эти пробудили у Александра охоту к серьезному размышлению и заставили уверовать, что развитие общества столь же закономерный процесс, как и развитие природы.

Но только лишь умственными занятиями не замыкалось существование Александра. Музыка и для него имела настолько интереса, что вместе с Сергеем ходил он неизменно на концерты, которые устраивало в Нижнем Русское музыкальное общество, привлекавшее даже московских и петербургских исполнителей. Такие совместные прослушивания еще больше сближали братьев. И все же безоглядное увлечение Сергея музыкой, впадение его в заведомую односторонность располагали Александра к беспокойству. Он внимательно присматривался к брату, усиливаясь понять, уж не отдается ли тот своим восторгам без пути и без толку. Что, если пристрастие его неосновательно, скоропреходяще и только понапрасну отвлекает силы и время? Не пора ли тогда вправить досадный вывих?

А Сергей, не придавая особой важности тому, что овладевшие им интересы с изрядной долей сомнения принимаются старшим братом, пытался настойчиво уяснить ему и себе осаждавшую его ум идею. Из оперы следует изгонять арии и дуэты, решительно объявил он, сама жизнь должна вторгнуться в музыку. Но, увы, теория эта никак не увязывалась с практическими делами, потому как опера его никак не хотела складываться без арий и дуэтов.

Да, вот уже несколько месяцев Сергей был преисполнен вдохновенного намерения сочинить оперу «Русалка» на полный текст Пушкина. И мучился, не умея претворить в музыке исповедуемые им творческие принципы. Быть может, потому и посещал он усердно ярмарочные балаганы и торговые ряды, надеясь, что кипевшая вокруг жизнь сама подскажет формы воплощения ее в музыкальные образы и мелодии. Благо есть возможность беспрепятственно бродить летом по городу вместе с Александром.

Поездка в деревню отложена. Старший из братьев Ляпуновых прощается с Нижним. Пройдя гимназический курс и получив золотую медаль, сбирается Александр в иные края с крепкой надеждой, что назначит ему стипендию нижегородское дворянство и поступит он тогда в университет. По всей видимости, на разных поприщах предстоит им с Сергеем отыскивать освещающие жизненный путь идеалы. Александр уже смотрит будущим строгим естествоиспытателем, а Сергей… За будущее Сергея говорит излюбленный интерес его к музыке, пронзительное вслушивание его в немолчное играние жизни.

Но где же ты, раешник? Для чего вдруг замолчал? Какая неожиданность готовится за непроницаемыми стенками твоей коробки?

— А вот я вам буду спервоначально рассказывать и показывать разных местов да расейских городов, городов прекрасных, — ожил вновь раешник, заложив в свой ящик новую серию картинок. — Города мои прекрасные, не пропадут денежки напрасно. Города мои смотрите, а карманы берегите.

Посулы эти возбудили любопытство Александра. Раешник будто угадал его. До сих пор он лишь способствовал ему воротиться мыслью к прошедшим годам, а тут словно проник в намерения вчерашнего гимназиста выбраться из Нижнего и обосноваться в большом городе, где только и отгорожено место большой науке. Смешно, однако ж, приписывать долю пророчества пустой балаганной потехе. Но отчего не подивиться наивными картинками ярмарочного райка?

— Это, извольте смотреть, Москва — золотые купола, — надрывается раешник. — Ивана Великого колокольня, Сухарева башня, Успенский собор — 600 вышины, а 900 ширины. Ежели не верите, то пошлите поверенного — пускай померит да поверит…

Нет, Москва предстоит Александру только проездом. Путь его лежит далее, к другой столице, к ее прямым проспектам и туманным дворцам.

— А вот, извольте видеть, Питер — бока повытер. Вот Летний сад, там девушки сидят — в шубках, в юбках, в тряпках, в шляпках, зеленых подкладках. Пукли фальшивы, а головы плешивы. Это, извольте смотреть рассматривать, глядеть и разглядывать, Марсово поле. Сам анпиратор выезжает на парад: антиллерия да кавалерия — по правую сторону, а пехота — по левую…