Александр Невский

Князья расселись по лавкам, перекидываясь друг с другом новостями и в то же время зорко посматривая на трех Всеволодичей, отошедших к дальнему окну.

Братья, Ярослав, Иван и Святослав, негромко беседовали. И хоть голосов их почти не было слышно в сенях, все догадывались: братья решают, кому из них быть великим. Впрочем, присутствующие понимали, что и совещаются они порядка ради, что всем уже давно ясно, кто станет великим. Конечно, старший брат.

И хоть отец их, князь Всеволод Юрьевич, перед кончиной пытался сломать этот порядок, — отдать великий стол не старшему сыну, ослушнику воли его, а младшему, — все равно после его смерти все стало по-прежнему. Слишком велика была на Руси привычка подчиняться старшему, хоть бы и умом невеликому.

Слава богу, ныне старший Всеволодич не дурак и воин хороший и храбрый.

Наконец братья прошли на свои места.

Сели рядом на лавку, на пустующий столец даже не взглянули, словно он им неинтересен был, нежеланен.

Помедлив, привстал с лавки Иван Всеволодич. Внимательно посмотрел на присутствующих, заметил брезгливо морщившегося епископа ростовского Кирилла. От Кирилла не ускользнуло удивление князя.

— He зри на меня с осуждением, сын мои, — махнул рукой епископ. — То меня от несносного духа тошнит. Князь Иван взглянул на слугу у двери, приказал:

— Принеси владыке сыты.

— Ой, не надо, не надо сладкого, — встрепенулся Кирилл. — Принеси лучше водицы чистой, холодной, сын мой.

Слуга ушел. Князь Иван начал говорить, супя черные брови:

— Дорогие братья по крови и по вере, великое испытание выпало Русской земле. Не вправе мы судить божественный промысл, но от того печаль наша не легче, а тяжелее становится. Лучшие братья наши мужественно полегли в ратоборстве с погаными, вечная им память за то и царствие небесное… Иван размашисто перекрестился, закрестились и князья на лавках. Князь Иван заметил, как покатилась слезинка по щеке юного Глеба, понял — надо к делу ближе переходить, не ровен час, зарыдает отрок. Только еще слез не хватало на съезде высоких мужей.

— Ведомо вам, братья, — продолжал Иван более спокойным голосом, — что и наш брат, великий князь Юрий Всеволодич, славно потрудясь на поле ратном, сложил голову. И как бы ни велика была печаль наша по нем, как ни горьки слезы, мы должны не мешкая призвать на его стол лучшего и мудрейшего из нас. И, повинуясь ему во всем, любить его как старшего брата, как отца всей земли.

При последних словах Ивана Всеволодича взоры присутствующих обратились на Ярослава Всеволодача. Еще не было произнесено его имя, но все знали — он будет великим князем.

— Пусть же станет отныне великим князем любезный брат наш Ярослав Всеволодич, — произнес торжественно князь Иван, — пусть он блюдет землю Русскую и строит ее. А мы все по силе возможности станем поспешествовать ему в этом, не переча, но любя и повинуясь. Пусть!

Иван Всеволодич неспешным взором обвел присутствующих, задерживая его на каждом князе. И они, встретясь с его вопрошающим взглядом, кивали утвердительно головой и отвечали: «Пусть!»

Даже юные Борис и Глеб должны были подать свой голос: «Пусть!»

В этом кратком слове было не только согласие иметь великим князем Ярослава, но и клятва стать ему верным помощником, быть всегда под его высокой рукой.

— Дорогой брат наш, — обернулся Иван с поклоном к Ярославу. — Низко кланяясь тебе, просим сесть на сей стол высокий и потрудиться на нем во славу и спокойствие земли Русской.

Ярослав Всеволодич поднялся с лавки, за ним встали и все присутствующие. Все князья поклонились Ярославу, лишь епископ не кланялся, а осенил широким крестом столец великого князя.

Приняв поклоны князей, Ярослав поклонился на три стороны, повторяя при этом:

— Спаси бог вас… Спаси бог вас, братья мои.

После поклонов он прошел к стольцу и сел на него.

Долго молчал Ярослав, крепко вцепив в подлокотники белые пальцы, и никто не посмел нарушить этой тишины даже вздохом. Наконец, словно очнувшись, Ярослав поднял голову.

— Садитесь, братья. Садитесь.

Когда все сели на свои места, великий князь продолжал говорить задумчиво, словно самому себе:

— Людей, уцелевших, потребно собирать из лесов, ибо без них запустеют княжества. Для начала дань облегчить и наперед отстраивать храмы божьи, дабы хоть этим снискать милость всевышнего.

— Великий князь, — подал голос епископ Кирилл, — аки ж быть нам с заповедью митрополита Георгия, в коей сказано: аще убьют в церкви, да не поют в ней сорок ден? Поганые-то сколь душ сгубили в алтарях прямо.

Ярослав Всеволодович взглянул на епископа, нахмурился:

— Я мню, митрополит сие заповедал, в мыслях держа смертоубийство меж единоверцами. А ныне алтари залиты кровью христианской, пролитой погаными. Не зрю греха в том, владыка, а кровь эту святой почитаю.

Александр взглянул на епископа с плохо скрытым торжеством. Уж очень ему ответ отца понравился. Но Кирилл не так прост был, чтобы сразу во всем согласиться с великим князем, знал себе цену епископ.

— Ты прав, сын мой, — молвил он смиренно, — кровь сия святая, спору нет. А все ж велю я омывать стены святой водой, допрежь службу служить.