Александр Невский — национальный герой или предатель?

Историк отмечает: греческий император особенно опасался приближения к столице войска исконного врага Византии —предводителя итало-сицилийских нормандцев Боэмунда Тарентского. Однако именно Боэмунд на первых порах доставил императору меньше всего хлопот. Прибыв в Константинополь в начале апреля, он, недолго думая, согласился на присягу Алексею. Но, «разумеется, никакого значения этой присяге этот искатель добычи не придавал —она была для Боэмунда чистой формальностью». Да и сам император не слишком доверял такой поспешности. В конце апреля войско князя Тарентского тоже переправилось через Босфор в Малую Азию. Так или иначе, но с течением времени дипломатическое искусство византийцев все же взяло верх. Один за другим почти все предводители крестоносцев стали вассалами императора Алексея по тем владениям, которые им должны были достаться в результате победы над «неверными»; и почти все они принесли по западно-феодальному обычаю соответствующую присягу[82].

Первая крупная битва крестоносцев с сельджуками произошла за Никею. Соединенные силы отрядов европейского рыцарства, один за другим подошедшие к городу и приступившие уже в мае 1097 года к его планомерной осаде, 19 июня предприняли общий штурм, которым руководили Боэмунд Тарентский и Раймунд Тулузский. В этом штурме участвовал также византийский флот (византийские суда были волоком перетянуты из Никомидии в Асканское озеро, примыкавшее к Никее с юго-западной стороны) и греческие сухопутные силы, присланные Алексеем якобы в помощь крестоносцам, а на самом деле —для защиты византийских интересов.

Осада шла успешно, но завершилась эта битва довольно неожиданно. В момент, когда рыцари уже собирались вскарабкиваться на стены крепости, греческие части, к удивлению осаждавших, были кем-то впущены в город, и тотчас после этого ворота оказались вновь закрытыми перед крестоносцами. А на башнях Никеи сразу же взвился византийский флаг. Дело же было в том, что Алексей Комнин слишком хорошо понимал цену «вассальной преданности» вождей крестоносцев Он знал, что, ворвавшись в Никею, «воины Христовы» не выполнят условий договора с Византией и подвергнут ее самому беспощадному опустошению. И потому приложил все возможные усилия, чтобы суметь за спиной у крестоносцев договориться с командованием никейского гарнизона о сдаче города в руки греков.

Разумеется, пишет историк, «крестоносцы были возмущены таким ходом дела. Они рассчитывали на богатую добычу, между тем представитель греческого правительства отнял у них возможность грабежа. На их заявления он напомнил о ленной присяге и объяснил, что крестоносцы могут требовать удовлетворения от императора, и он не откажет им, но что они обязаны исполнять обещание, скрепленное присягой, согласно которой все отвоеванные у мусульман города переходят под власть греческого императора и, следовательно, не должны подвергаться разграблению. Князья должны были уступить и еще раз повторить ленную присягу…»[83] К тому же несколько успокоила крестоносцев немалая толика золота и серебра, переданная им из захваченной греками султанской казны. «Обладание Никеей стоило того, чтобы поделиться кое-чем с латинскими варварами. «Все драгоценности, — сообщал граф Блуаский своей жене, — как то: золото, камни, серебро, одежды, кони и тому подобное —достались рыцарям, пропитание же —пешим. Помимо того он (Алексей) обещал выдать князьям из сокровищницы»[84].

От Никеи ополчение рыцарей-крестоносцев двинулось на юго-восток Малой Азии. Уже 1 июля 1097 года в большом сражении при Дорилее они нанесли войскам султана Килидж-Арслана серьезное поражение. И хотя, отмечает историк, это сражение предрешило исход всей войны[85], дальнейшее движение через горные, подчас безлюдные, пустынные местности, при палящей июльской жаре оказалось для крестоносцев крайне тяжелым. Кроме того, и сельджуки, постоянно устраивая засады и нападения, очень затрудняли своими действиями движения неприятеля.