Александр Одоевский

— Я не о сравнении — об отношении к пиитическому труду!

— Лишь набросаю на бумагу строки, как ясно вижу их незрелость, нарочитость, а нередко и беспомощность.

— Ты слишком строг к себе!

— Отнюдь, Иван Дмитриевич! Просто знаю о своих возможностях и потому реально смотрю на вещи.

Якушкин укоризненно развел руками.

В Петербурге Иван Дмитриевич оставил двух малолетних детей. Жене он не разрешил приезжать к нему, пока дети не подрастут и не окрепнут.

Участвуя почти во всех крупных сражениях Отечественной войны с Наполеоном, будучи одним из учредителей ранних тайных обществ — «Союза спасения» и «Союза благоденствия», — после своего ареста в Москве Якушкин мужественно держался на допросах в Следственном комитете.

Для Николая I была составлена о нем следующая справка:

«Был в числе основателей Общества. В 1817 году, будучи томим несчастною любовью и готов на самоубийство, вызвался на совещании в Москве покуситься на жизнь покойного императора. Вскоре после того от Общества отстал, но в 1819 г. снова присоединился к оному. В 1820 г. ездил в Тульчин приглашать уполномоченных на съезд в Москву по делам Общества. По мнимом закрытии оного в 1821 г. ему дан был список с устава для заведения Управы в Смоленской губернии, но в 1822 г., по обнародовании высочайшего указа об уничтожении тайных обществ всякого рода, он сжег список сей и более никаких сношений по Обществу не имел. В 1825 г., 16 или 17 декабря, услышал он о полученном из С.-Петербурга предварительном известии насчет возмущения…»

— Все возитесь? — подойдя к огороду, спросил Петр Муханов. — А у меня к Александру разговор.

Якушкин хотел уйти.

— Останьтесь, прошу вас, Иван Дмитриевич! — остановил его Муханов. — Как раз вас-то и прошу помочь мне в этом деле.

Якушкин вопросительно посмотрел на него.

Муханов был живописен: огромного роста, с пышными усами и копной огненно-рыжих волос.

«Поистине Рыжий Галл!» — улыбнулся Одоевский.

— Дело в том, что я мечтаю составить и издать альманах в пользу невольно заключенных! — возбужденно заговорил Муханов. — Хотел бы просить Александра Ивановича, нашего главнейшего поэта, помочь мне в том.

— А именно?

— Зная нелюбовь Александра к письменному начертанию собственных поэтических строк, с его слов могу сам составить тетрадку стихотворений…

— Но!.. — хотел возразить Одоевский.

— Саша! — сказал Якушкин. — Неужли ты не веришь в искренность и благородность намерений Петра Александровича?

— Вовсе нет!

— Тогда не спорь. Гляжу, без дружеских увещеваний тебе не обойтись.

— А не удастся свой альманах, — сказал обрадованный Муханов, — пошлем в Россию, к друзьям. Уверен — помогут! С пересылкой вызвалась помочь Marie Волконская. Она с княгиней Верой Федоровной Вяземской в тесной дружбе.

«А может, и впрямь попробовать? — задумался Одоевский. — Чем черт не шутит! Вдруг…»

— Пошли, Петр! — решительно сказал он и с силой воткнул заступ в раскисшую землю.

4

«Оба эти стихотворения появились в Иркутске в рукописных списках в одно и то же время. Так рассказывали сибиряки».

(Е. Ф. Сверчкова)

Какой волшебною одеждой Блистал пред нами мир земной! С каким огнем, с какой надеждой, С какою детской слепотой Мы с жизнию вступали в бой. Но вскоре изменила сила, И вскоре наш огонь погас; Покинула надежда нас, И жизнь отважных победила!..

…Из Шлиссельбурга Вильгельма в октябре 1827 года перевели в Динабургскую крепость. Привезенный в январе 1826 года в Петропавловку, он первые месяцы пал духом, путался в показаниях, каялся, ругал себя, что так глупо попался в Варшаве. Знал ли он, что польская столица была буквально обклеена его приметами, столь выразительно отмеченными одним из хороших знакомых…

«По распоряжению Полиции отыскивается здесь Коллежский Асессор КЮХЕЛЬБЕКЕР, который приметами: росту высокого, сухощав, глаза на выкате, волосы коричневые, рот при разговоре кривится, бакенбарды не растут; борода мало заростает, сутуловат и ходит немного искривившись; говорит протяжно, от роду ему около 30-ти лет. — Почему поставляется в непременную обязанность всем хозяевам домов и управляющим оными, что если таких примет человек у кого окажется проживающим или явится к кому-либо на ночлег, тотчас представить его в Полицию; в противном случае с укрывателями поступлено будет по всей строгости законов…»

И вот он уже год в Динабурге.

А за тюремной решеткой голубое осеннее небо, за окном 19 октября 1828 года — лицейский день. Что делают сейчас его сибирские друзья — Пущин, Бестужев и Одоевский?.. Чем занят Грибоедов, которому он тайно послал письмо: «…Мне не представится уже другой случай уведомить тебя, что я еще не умер, что люблю тебя по-прежнему; и не ты ли был лучшим моим другом?..»

Вспомнили ли день Лицея и горькую участь друзей Дельвиг и Пушкин? Ах, Пушкин!.. Так неожиданна и коротка была наша последняя встреча!