«Кстати, скажу тебе новость (но да останется это, по многим причинам, между нами): царь взял меня в службу — но не в канцелярскую, или придворную, или военную — нет, он дал мне жалование, открыл мне архивы, с тем, чтоб я рылся там и ничего не делал. Это очень мило с его стороны, не правда ли?..»
Переехав осенью в Петербург, Пушкины перезнакомились со всею знатью. Протежировавшая Натали супруга министра иностранных дел графиня Нессельроде наконец однажды повезла ее без ведома Пушкина на интимный вечер в Аничков дворец, где Натали очаровала саму царицу.
Тут свет окончательно склонился перед красавицей, ее стали звать Психеей.
14 ноября 1831 года воля царя была оформлена официально: Пушкин был принят на службу в Государственную Коллегию иностранных дел, вскоре же, 6 декабря, произведен в титулярные советники. 4 июля 1832 года Пушкину согласно рапорту министра графа Нессельроде положено было жалованье в 5000 рублей в год, по третям с 14 ноября 1831 года.
Царь не оставляет вне своего внимания и пушкинского друга князя Вяземского: 5 августа того же 1831 года, Вяземский царским указом пожалован в камергеры, невзирая на то, что его не очень жаловал генерал Бенкендорф. Пушкин поздравляет своего друга с этой «монаршей милостью»:
«С 1831 года Пушкин «избрал для себя великий труд, который требовал долговременного изучения предмета, множества предварительных занятий и гениального исполнения», — пишет в своих воспоминаниях П. А. Плетнев. Пушкин начинает работу над «Историей Петра Великого», к которой ранний «Арап Петра Великого» был первым и гениальным эскизом. Аккуратно, каждое утро Пушкин направляется в один из петербургских архивов и возвращается оттуда к позднему обеду, и возвращается всегда пешком, вместо прогулки, — Пушкин был неутомимый ходок.
Подобно князю Вяземскому, он позднее тоже получает придворное звание.
Высочайший указ от 31 декабря 1833 тода гласит: «Служащего в министерстве ин<остранных> дел ти<тулярного> сов<етника> Александра Пушкина всемилостивейше пожаловали мы в звание камер-юнкера двора нашего».
Но Пушкин не польщен этим званием. Пушкин задет, даже взбешен — это сделано только для того, чтобы Натали Пушкина, его жена, могла бывать на всех придворных балах и весело плясать во всех дворцах.
«Знаешь ли ты, что Александр к большому удовольствию Наташи сделан камер-юнкером? — пишет в одном письме Н. О. Пушкина, мать поэта. — Теперь она представлена ко двору и сможет бывать на всех балах».
Сладкая тина придворного блеска еще прочнее опутывает чету Пушкиных, она грозит уже им, все теснее жмут материальные обстоятельства.
В середине марта 1834 года Пушкин пишет другу Нащокину в Москву: «…На днях отец мой посылает за мною. Прихожу — нахожу его в слезах, мать в постеле — весь дом в ужасном беспокойстве.
«Ох, семья, семья!» — горько восклицает поэт.
Семья росла и росла, пошли дети, нужно было иметь больше прислуги, больше тратить, а Наталья Николаевна ко всему этому решила вывезти наудачу в блистательный Петербург из Калужской губернии обеих своих сестриц — ведь их же надо было тоже устраивать!
И Пушкин пишет ей покорно: «Если ты в самом деле вздумала сестер своих сюда привести, то у Оливье оставаться нам невозможно: места нет. Но обеих ли ты. сестер