Александр Пушкин на rendez-vous. Любовная лирика с комментариями и отступлениями

Лирическое стихотворение принадлежит одновременно двум мирам: реальной жизни и литературе. Подчас трудно установить, что определяет содержание стихотворения – события, непосредственные впечатления поэта или же литературные мотивы и образы. Любовное томление и уныние, столь характерные для юношеских элегий Пушкина, в какой-то степени, видимо, соответствуют его настроениям того времени. Однако лирические сюжеты и содержание этих стихотворений определяются не только фактами его жизни, но и фактами литературы его времени.

В связи с гипотетическим «бакунинским циклом» В. Э. Вацуро писал, что проблема заключается не столько в установлении реального прототипа, сколько в анализе лирического субъекта и лирического же адресата[13]. (Выражение «лирический субъект» гораздо точнее, чем «лирический герой», мы вынуждены часто выбирать последнее лишь по стилистическим причинам.) Ранние элегии Пушкина создаются под влиянием «унылой элегии», лирический субъект такой элегии – это юноша, увядающий во цвете лет и оплакивающий свои любовные страдания. Его любовь лишена чувственного начала, это романтическое, возвышенное и безответное чувство. Затем у Пушкина появляются элегии иного типа, ориентированные уже не на Мильвуа и Ламартина, а на их предшественника Э. Парни. Лирический субъект здесь может быть противоречив, ироничен, не чужд наслаждениям жизни и вовсе не лишен чувственности. Изменение внутреннего мира элегического субъекта, очевидно, соответствовало развитию самосознания взрослеющего поэта, но необходимо учитывать, что широко заимствуемые им поэтические формулы, клише, общие места обладают собственным содержанием, в какой-то мере преображающим или искажающим реальные чувства автора стихотворения. В 1815–1816 годах у Пушкина еще очень мало личного опыта в отношениях с прекрасным полом. Первые влюбленности необычайно начитанного подростка облекаются в литературные, книжные мотивы и образы. Реальные девушки и женщины, занимающие его воображение, сливаются в его стихах в единый образ лирической героини, в котором уже не различимы их индивидуальные черты.

Готовя к печати первый сборник своих стихотворений, Пушкин выделил раздел «Элегии», куда предполагал включить пятнадцать стихотворений. Вероятно, это была попытка выстроить лирическую биографию поэта по примеру Парни, Батюшкова, Дениса Давыдова. Издание не было осуществлено, но все эти элегии известны, и, следовательно, возможность проследить лирическую (а не житейскую) биографию Пушкина у нас есть.

Слеза

Вчера за чашей пуншевою

С гусаром я сидел,

И молча с мрачною душою

На дальний путь глядел.

«Скажи, что смотришь на дорогу? —

Мой храбрый вопросил. —

Еще по ней ты, слава богу,

Друзей не проводил».

К груди поникнув головою,

Я скоро прошептал:

«Гусар! Уж нет ее со мною!..» —

Вздохнул – и замолчал.

Слеза повисла на реснице

И канула в бокал.

«Дитя! ты плачешь о девице,

Стыдись!» – он закричал.

«Оставь, гусар… ох! сердцу больно.

Ты, знать, не горевал.

Увы! одной слезы довольно,

Чтоб отравить бокал!..»

22 октября 1815 года в Царское село возвратился из заграничного похода лейб-гвардии Гусарский полк. Можно вообразить, с каким восторгом встречали лицеисты победителей, которых летом 1812 года они провожали на войну с французами! Пушкин, как и многие его однокашники, мечтает о военной службе и, наверное, завидует молодым офицерам, которым довелось уже столько испытать и увидеть.

Строки: «Вчера за чашей пуншевой / С гусаром я сидел», очевидно, описывают реальную ситуацию. «Кружок, в котором Пушкин проводил свои досуги, состоял из офицеров лейб-гвардейского полка, – вспоминал М. А. Корф. – Вечером, после классных часов, когда прочие бывали или у директора, или в других семейных домах, Пушкин, ненавидевший всякое стеснение, пировал с этими господами нараспашку»[14].

На гусарских вечеринках не только пили пунш и веселились, здесь велись серьезные беседы о литературе и политике. Среди офицеров были высокоинтеллектуальные, европейски образованные люди, такие как П. Я. Чаадаев, П. П. Каверин, П. Х. Молоствов, А. И. Сабуров, оказавшие большое влияние на формирование взглядов юного Пушкина[15].

Наверняка говорили там и о любви, о женщинах. Диалог сурового, умудренного опытом гусара, считающего, что стыдно «плакать о девице», и чувствительного юноши, страдающего в разлуке с «ней», мог иметь место в действительности. Хотя у стихотворения есть литературные образцы – «гусарская лирика» Д. В. Давыдова и К. Н. Батюшкова, его безыскусность и задушевность позволяют думать, что в основе лирического сюжета лежит искреннее личное переживание.

К баронессе М. А. Дельвиг

Вам восемь лет, а мне семнадцать било.

И я считал когда-то восемь лет;

Они прошли. – В судьбе своей унылой,

Бог знает как, я ныне стал поэт.

Не возвратить уже того, что было,

Уже я стар, мне незнакома ложь:

Так верьте мне – мы спасены лишь верой.

Послушайте: Амур, как вы, хорош;

Амур дитя, Амур на вас похож —

В мои лета вы будете Венерой.

Но если только буду жив,

Всевышней благостью Зевеса,

И столько же красноречив —