Александр Розов

 ...И далее в таком же стиле. Убедившись, что все отозвались, он вытащил сигарету из рваной пачки, прикурил, и улегся на раскладную койку под брезентовым навесом.

 Сержант-радист, наблюдавший эту сцену, помолчал немного, а затем обратился:

 - Сеньор майор, разрешите спросить: что происходит?

 - Баста войне, вот что, - ответил Гарсия.

 - А-а... Сеньор майор, мы что, проиграли?

 - С чего ты так подумал, парень?

 - Так это... - неуверенно произнес сержант-радист, - ...Мы отступаем в Масахуат на 8 километров к юго-западу, на левый берег Рио-Лемпа. Я слышал, мотопехота, которая расположена к югу от нас, отступает в восточную часть Санта-Ана, за 12-е шоссе.

 - Мы, - сообщил Яго Гарсия, - переходим на договорную позицию.

 - Но почему, сеньор майор? Тольтеки не победили нас, а мы отдаем им нашу землю.

 - Сержант, у тебя семья есть? - спросил Гарсия, выпуская вверх облачко дыма.

 - Да, у меня родители, младший братик, и моя девушка, хотя мы еще не поженились.

 - Ясно, сержант. А когда ты звонил им, что они говорили?

 - Так, всякое говорили...

 Майор Гарсия махнул рукой и предложил:

 - Давай, парень, высказывайся прямо. Это между нами.

 - Ладно, как прикажете. В общем, говорили, что в тылу задница. Электричество в сети накрылось. Хорошо, у соседа в лавке есть дизель-генератор, хоть телефон зарядить. И вообще, хорошо, что у него лавка. Мама догадалась взять там кое-что оптом, а то ведь  всякое может быть. Нужен запас: сахар, чай, рис, соль, мыло, спички. Вы понимаете?

 - Я понимаю, - сказал Гарсия, - а теперь ты пойми. Мы здесь можем держаться, и даже наступать местами, но от этого электричество не включится, и сахар не появиться. Мы воевали бы, а в тылу кончалась бы жратва. С другой стороны, тольтеки могут хоть год воевать, потому что Великая Кокаиновая Тропа поставляет им все, что надо.

 - Это почему так, сеньор майор?

 - Потому что политика, - буркнул командир артдивизиона. Наверное, сержант-радист, пользуясь случаем, спросил бы еще что-то, но... По радио стали поступать рапорты о готовности подразделений к маршу. Пора было переходить на договорную позицию.

 ...

 Около 3 часов ночи, артдивизион РСЗО, соединившись на марше с ротой мотопехоты правого фланга, форсировал Рио-Лемпа по узкому мосту. Тяжелые грузовики крайне осторожно переползали на тот берег, рыча моторами и выбрасывая газолиновый дым. Дальше - проще. Километр дороги до городка. Дорога неплохая, но опять-таки узкая. Прибытие в Масахуат. Недавно это был симпатичный и уютный городок. Пять тысяч жителей, двухэтажная колониальная застройка, некоторые здания сохранились еще от конкистадоров. Зеленые аллеи, парк с колесом обозрения, старая церковь, и несколько закусочных - пупсерий. Но теперь Масахаут был пуст. Ни одного светящегося окна, и уличные фонари не горят. Никаких людей. Есть только несколько брошенных старых автомобилей - видимо, они не завелись, когда жители покидали городок.

 Брошенные городки в прифронтовой полосе - типичное следствие локальной войны, и солдаты с опытом работы в "горячих точках" привыкли к этому. Днем или ночью, на горячем фронте или в прифронтовой полосе, они воспринимают брошенное поселение просто, как техногенный объект на местности, пригодный для чего-то (для отдыха, для укрытия от пуль и осколков, для поиска полезных инструментов и продовольствия). У некоторых кабинетных философов-идеалистов даже возникает мысль, что солдат - это вершина эволюции: самый сильный и самый рациональный, самый адаптированный и самый дисциплинированный homo sapiens. Поэтому конструкции "нового идеального общества", рожденные на письменных столах подобных философов, очень похожи на казармы. По кино-ширпотребу действительно может создаться такое впечатление, а в реальности, опытный солдат типичной армии в "горячей точке", это цивилизованный человек с вынужденной социальной амнезией. Он сохраняет ограниченное количество технических навыков, но забывает все социальные навыки, возникшие после перехода человечества от охоты и собирательства к производящему хозяйству. Солдат не может превратиться в настоящего первобытного охотника (у которого все нужные рефлексы сформированы в раннем детстве), но социальное сознание солдата снижается до этого первобытного уровня. Так что, например, он видит дом просто как набор более-менее твердых поверхностей, защищающих от дождя, а также от вражеского наблюдения, и (ограниченно) от пуль и осколков. Город, это просто большое число таких наборов. У солдата не возникает цивилизованная мысль, что в домах жили люди, вели хозяйство, общались, находили друзей, создавали семьи. Если солдат станет думать об этом, то в кратчайший срок сойдет с ума, а на горячем фронте его просто убьют - поскольку его внимание отвлечено этими мыслями от вещей, практически актуальных на войне. Как правило, война когда-то завершается, и солдат возвращается домой - но не может туда вернуться, ведь цивилизованная концепция дома грубо стерта из его сознания.