Александр Шморель

В воскресенье 21 февраля Александр отправился пешком в Крюнн, а оттуда — в Эльмау. Попытка скрыться у знакомых Пробста в «Замке Эльмау» оказалась неудачной — Алекса там не ждали. Пришлось обратиться к знакомому русскому кучеру, жившему также в Эльмау и сразу же согласившемуся приютить Алекса на ночь. Это Александр тоже утаил во время допросов. Михаил, так звали кучера, помнил Алекса в немалой степени благодаря его любви к лошадям, ведь они с Кристофом частенько бывали здесь в прошлом. К несчастью, на второй день кто-то из местных узнал Шмореля и сообщил об этом в полицию. Ещё раньше гестапо, осведомлённое о связях Пробста с Эльмау, направило в местное отделение соответствующий запрос. Поэтому двое полицейских немедленно последовали на проверку сигнала. Они потребовали документы незнакомца, но, к удивлению самого беглеца, не заметили подделки. «Хотя указанные выше жандармы имели определённые сомнения по отношению к моей персоне, задерживать меня они всё же не стали, и я мог продолжать свой путь в Кохель». Несмотря на удачный исход неожиданной встречи, оставаться в Эльмау дольше уже было опасно. Александр предпринял последнюю, отчаянную попытку уйти в сторону границы. Попасть в нейтральную Швейцарию — было бы верным спасением, но снежные заносы на горных дорогах и расстояние до альпийской республики, примерно равное тому, которое он проделал за все эти дни от Мюнхена, вынудили его отказаться от авантюрного плана. Ситуация сложилась безвыходная, и он решил вернуться в Мюнхен. «24 февраля весь день я кружил в районе Кохеля. В 19 часов я выехал оттуда на поезде, следующем через долину Изара в Мюнхен». По словам Алекса, около десяти вечера он прибыл в Мюнхен-Талькирхен и на трамвае поехал в сторону Курфюрстен-плац. Согласно показаниям в гестапо, он собирался посетить одну знакомую, которая, как он полагал, могла бы его обеспечить ночлегом. Он уже был на подходе к дому, когда объявили воздушную тревогу…

Сразу же после исчезновения Шмореля в Мюнхене гестапо взяло в разработку все возможные адреса, по которым мог объявиться беглец. Оно нагрянуло в Вассербург, где жил Рудольф Гофман. Вполне лояльный гражданин рейха был обескуражен таким визитом. Квартиру обладателя золотого партийного значка обыскивать не стали, но строго предупредили о необходимости немедленно сообщить гестапо в случае неожиданного появления Шмореля. Гофман, который с большой симпатией относился к племяннику, потом искренне сожалел, что Александр не обратился к нему за помощью. Он был наивно уверен, что ему, старейшему члену НСДАП, получившему высшую партийную награду не за какие-то особые подвиги, а за принадлежность к первым ста тысячам национал-социалистов, тайная полиция поверила бы на слово и не стала бы обыскивать дом даже при более серьёзных подозрениях.

Одновременно с гестапо делом «Белой розы» занималось и высшее руководство вермахта. По указанию рейхсляйтера Мартина Бормана из штаб-квартиры фюрера уже на следующий день после ареста Ганса и Софи Шоль, а также Вилли Графа фельдмаршалом Кейтелем был отдан приказ о немедленном увольнении арестованных студентов из рядов вермахта. Армия должна была быть чиста от подозрений в заговорах и антиправительственной деятельности! Уже 22 февраля состоялся первый, состряпанный на скорую руку, процесс по делу «Белой розы». Он длился не более двух часов. Председательствовал на нём специально прибывший из Берлина шеф так называемого «Народного суда» Роланд Фрайслер. Специалист по громким политическим процессам, считавший себя учеником советского «коллеги» Вышинского, Фрайслер устроил превосходное политическое шоу — показательное судилище над тремя студентами. Вердикт, предопределённый самой целью процесса, гласил: «смертная казнь». Приведение приговора в исполнение состоялось в день судебного заседания, а сообщение об очередной идеологической победе над врагами рейха появилось во всех газетах уже на следующее утро.

Вернувшийся 24 февраля в Мюнхен Александр даже не мог предположить, до какой степени его личностью интересовалась государственная тайная полиция. В тот день одна из крупнейших газет рейха «Фёлькишер беобахтер» вышла с портретом Шмореля. «Вознаграждение 1000 марок за поимку преступника», — гласил заголовок объявления о розыске «бывшего студента», родившегося в Оренбурге и «до недавнего времени проживавшего в Мюнхене». Клеймо уголовника, разыскиваемого полицией, проставленное таким образом на личности Александра, говорят, возмутило даже видавшего виды командира студенческой роты, к которой был прикомандирован Шморель. Идеологи Гитлера в который уже раз наступили на больную мозоль руководства вермахта. Ведь по закону преступления, совершаемые солдатами, должны были расследоваться соответствующими военными органами, а уж никак не криминальной или политической полицией!