Александр Солоник: киллер мафии

Глава 24

В Москве целых пять следственных изоляторов. Для огромного мегаполиса, ставшего одним из мировых рассадников преступности, очень мало.

У каждого СИЗО свои легенды, свой фольклор, законы и традиции, у каждого – своя специфика, репутация и хозяева.

«Бутырка» числится за ментами, «Лефортово» – за «конторой», а «Матросская Тишина» находится как бы в совместном ведении. Внешние корпуса – в компетенции МВД, а внутренний, девятый, корпус до начала девяностых принадлежал КГБ. Потому и назывался этот корпус специальным – со своим режимом, с собственной охраной и порядками. Правда, после событий августа 1991 года милиция с удовольствием отобрала у старших братьев-чекистов незаменимое в ее деятельности здание, но порядки остались прежними: недавняя принадлежность к «конторе» давала о себе знать.

Ожидать суда и приговора тут куда более престижно и приятно (если так вообще можно говорить о тюрьме), чем во внешних, обычных корпусах, а тем более в «Бутырке». Тут нет огромных «хат», рассчитанных на тридцать человек, в которые загонялось по сотне; не было беспредела администрации. В камеру, рассчитанную на четыре человека, никогда не сажали пятого, как бы ни были переполнены остальные корпуса.

Именно сюда, на шестой этаж спецкорпуса, в камеру номер 938 и поместили Александра Солоника.

Камера оказалась довольно большой, четырехместной, но к Солонику по понятным причинам никого не подселяли – слишком уж ценным выглядел в глазах прокуратуры этот узник. Более того – следствие пошло на уступки: разрешило поставить туда холодильник и телевизор, разрешило пользоваться электрокипятильником, разрешило даже соорудить в камере нечто вроде конторки.

Здоровье шло на поправку – раненный во время ареста киллер уже не испытывал тошноты, приступов головной боли и ломоты в пояснице: сильный, тренированный организм брал свое.

Саша понял: теперь можно немного расслабиться. Все, что от него теперь зависит, он сделает. Интуиция не подводила: на воле о нем помнят, и уж там наверняка сделают все возможное, чтобы его спасти.

Его главный капитал – страх, который он умеет внушать.

Не для того делали из него жупел, чтобы вот так, за здорово живешь, отдать на раздербан мусорам.

Допросы шли каждый день: перед прокуратурой открылась радужная перспектива раскрытия стопроцентных «висяков». И подследственный давал показания, может быть, даже подробней, чем следовало, – чтобы потянуть время.

Его возили на следственный эксперимент к кооперативным гаражам на Волоколамское шоссе – к месту расстрела Бобона. Оперы предусмотрительно прихватили каски и бронежилеты как для себя, так и для клиента – на случай нападения «быков» покойного Выгорбина. Саша охотно показывал, где он стоял, откуда стрелял, с какой стороны и в какой момент появилась машина, сколько приблизительно патронов было выпущено в «Форд» Ваннера… Правда, никого из подельников, шадринских, так и не сдал. Впрочем, следствие не особенно упорствовало: в глазах прокуратуры он был куда опасней и значимей, чем какие-то «быки» – исполнители…

Он уже сознался в убийствах Длугача, тюменских авторитетов и расстреле Калины. Часами рассказывал следователям об оружии, из которого ликвидировал авторитетов, и глаза его в этот момент блестели так странно, что даже опытные следаки отшатывались. Его вынуждали взять на себя Квантришвили и Бешеного, но Солоник был непоколебим, отказываясь от чужого «исполнения».

Естественно, вставал вопрос о заказчиках…

Саша и тут продумал линию защиты: я эдакий вольный стрелок, свободный художник, я выполнял заказы, а от кого, мне неведомо, потому что информацию о жертвах и деньги мне передавал посредник. Как найти его, не знаю: обычно он сам меня находил… И вообще: давайте я лучше вам об очевидном поведаю, о том, как ликвидировал вора в законе Длугача по прозвищу Глобус…

Следаки качали головами, естественно, не веря ни в «свободного художника», ни в посредника. Слишком уж примитивно все это выглядело, слишком топорно.

Но Солоник и не настаивал: не хотите верить – не верьте.

Куда больше беспокоило его другое: тут, в «Матросской Тишине», его запросто могли ликвидировать друзья тех, кого он в свое время отправил на тот свет. Саша отлично помнил поговорку, услышанную им в ИТУ под Пермью и в ульяновской «восьмерке»: на воле – закон ментовской, на зоне – воровской. Помнил – и находил ее совершенно справедливой: в местах лишения свободы масть держат авторитетные зэки, поднаторевшие в «командировках» воровские паханы. Уж если они что-то решат, вряд ли кто-нибудь помешает им в исполнении.

Так что тут, в камере № 938, ему надо было опасаться не ментов с прокуратурой – он и так был в их руках.

Опасаться следовало настоящих, подлинных хозяев тюрьмы.

С такими мыслями он шел на свидание с Адвокатом – первое за время заключения…

Адвокат нервничал – подобное случалось с ним редко. Информация, собранная им о новом клиенте, была настолько противоречива, что не позволяла составить единую картину: кто этот человек, чьи заказы исполнял, кем, в конце концов, подготовлен.