Присутствующие передернули плечами. Может быть, они и догадывались, кто может стоять за планомерными киллерскими отстрелами, но высказываться не торопились, и по вполне понятным причинам. Во-первых, из соображений своеобразной этики, во-вторых, памятуя о том, что любое молчание - золото... В последнее время холодок отчуждения чувствовался даже в отношениях воров.
- Знаете, сколько фирм да банков под Длугачем было? - спросил пожилой, усаживаясь вполоборота к камину. На фоне огня лицо его приобрело необычайно хищное выражение. - Много, очень много. Я по своим каналам пробил, что с этими фирмами потом сделалось. Часть, естественно, под Бобона ушла - он у Глобуса на подхвате был. А остальные... - вор выдержал непродолжительную паузу, обводя присутствовавших тяжелым взглядом. - А остальные подписались под одну странную охранную фирму. Отстегивают ей, как и положено, вроде довольны, и никто на них не наезжает.
- И что за фирма? - спросил обладатель золотой цепи.
- Неизвестно. Посылал я туда своих пацанов - глухо, ничего не выяснили. Попытались на тех, кто под нее перешел, осторожно наехать - пацаны говорят, что через пять минут камуфлированные какие-то подъехали, что-то вроде СОБРа, - насилу удрали. Хозяин той фирмы - божий одуванчик, явно подставное лицо. Правда, удалось пробить одну вещь: вроде бы настоящий шеф той конторы - бывший или теперешний комитетчик, генерал или чтото вроде того. Теперь понятно?
Впрочем, пахан мог и не задавать этого вопроса. Присутствующие были людьми неглупыми и потому догадывались о несомненной причастности российских спецслужб к отстрелам своих коллег. И уж им, имевшим за плечами не одну "командировку", знавшим Уголовный и Уголовно-процессуальный кодексы не хуже самых опытных судей и прокуроров, было понятно, что осуществлять отстрелы напрямую "контора" не в состоянии: время уже не то, да и опасно, не дай Бог, просочится информация куда не надо...
Но самое главное, чекисты никогда бы не осмелились впрямую переадресовывать "налог на охранную деятельность" на себя. И эта самая загадочная фирма, о которой только что рассказал хозяин дома, вне сомнения, была своеобразным буфером...
Говорили недолго и предельно лаконично. На подобных встречах, каждое произнесенное слово расценивалось на вес золота, и любая двусмысленность могла быть истолкована против говорящего.
Как и положено на сходняках, высказались все, кто был - по очереди, сообразно неписаной "табели о рангах". Мнение было единодушным: следует во что бы то ни стало выйти на этого загадочного киллера, - только от него можно узнать, кто же дает отмашку на отстрелы.
- Тут я слышал про такого Александра Македонского, - осторожно вставил в конце беседы один из, "пиковых", - не про полководца, в смысле, а про киллера... "Погоняло" у него такое. Вроде бы сейчас с шадринской "бригадой" тусуется, но пробить его тяжело - шифруется сильно.
- Мусоров подключайте, прокуратуру, - сквозь зубы цедил старый вор. За что мы им, гнидам, лавье ссыпаем? Пусть своих следаков, оперов напрягают, пусть отслеживают... Делото серьезное. Не сегодня-завтра...
Председательствующий не закончил фразы, но тем не менее был прекрасно понят - Никто из участников малого сходняка не мог дать гарантии, что не сегодня-завтра неизвестный киллер будет смотреть на него через перекрестье оптического прицела...
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Memento more - помни о смерти.
Это латинское изречение, часто встречающееся у блатных в виде татуировок, как нельзя лучше отражало состояние наемного убийцы.
Он живет с чужой смертью - стало быть, по всем законам, должен помнить и о том, что смертей сам; может быть, куда в большей степени, чем другие живущие на земле люди. Наемный убийца не может знать, когда умрет, не может сказать, какую именно смерть примет: от ножа, пули, удавки, гранаты. Будет ли он сбит большегрузным автомобилем, сброшен в шахту лифта, расчленен ножовкой, отравлен газом или закопан живьем в каком-нибудь подмосковном лесу...
Выпускник специального центра подготовки прекрасно знал: жертвы требуют искусства, и искусство это обоюдоострое, оно всегда может быть направлено и против него.
Смерть может таиться везде - ее может принести и почтальон, которого он видит чуть ли не каждый день в подъезде, и бомж, одиноко мерзнущий около мусорки, и водопроводчик из жэка, и сержант-гаишник, остановивший его машину за какое-то нарушение...
Memento more - помни о смерти.
А если так, то хочется поскорей насладиться жизнью, испытать все удовольствия, которые она только может предоставить; хочется многого, немедленно и самого лучшего.
Если машина - то самая престижная и скоростная; если квартира, то шикарная, если женщина, то самая нежная, ласковая и красивая...