Впрочем, он знал и другое: любой "минус" при грамотном подходе к вопросу можно поменять на плюс - так негатив при печати фотоснимков становится позитивом. И уж если о нем пишут газеты, если его показывают по телевизору...
Кто сказал, что это минус? Кто сказал, что за этим последует приговор?
Они зашли на "хату" после того, как в камере погас яркий желтый свет и объявили отбой. Их было двое: огромные шкафы с явно уголовными лицами. Типичные бывшие спортсмены, а ныне рэкетсмены, обслуживающие своей интеллектуальной отмороженностью элиту криминалитета.
Драться глупо и бессмысленно: пустая потеря сил. Кричать - тем более: неспроста ведь дверь оказалась незапертой...
- Ну, давай, собирайся, - процедил один из атлетов, - на стрелку тебя зовут...
Обитатель камеры подчеркнуто неторопливо поднялся, натянул кроссовки, отхлебнул давно остывшего чая. Главное - не суетиться, держать себя с достоинством. Пусть "шестерки" видят это; другого сейчас вроде бы и не дано...
В ярко освещенном, пустынном коридоре ни одного "рекса". Что ж, все правильно, на воле закон ментовской, "за решками, за заборами" - воровской. А ночью тюрьма принадлежит блатным; даже бывший спецкорпус некогда всесильного КГБ.
Миновали коридор, спустились на один этаж, прошли его почти весь до конца и остановились перед металлической дверью "хаты". Один из атлетов, осторожно обогнув Сашу, приоткрыл дверь.
- Проходи.
Солоник шагнул вовнутрь. В тусклом свете он различил фигуры двух человек - молодого, с перебитым носом и сонным выражением лица, и второго - постарше, с залысинами и набрякшими мешками под маленькими, глубоко посаженными глазками.
- Проходи, братан, - кивнул обладатель перебитого носа, - проходи, присаживайся...
Гадать не приходилось: это были воры в законе - те самые "истинные хозяева" тюрьмы, о которых и намекал ему режимный опер.
Саша послушно опустился на шконку.
- Ну, как тебе тут? - продолжал молодой, сонно глядя на вошедшего.
- Нормально, - обтекаемо ответил Солоник.
- Может, жалобы есть? Может быть, не устраивает что? Ты не менжуйся, говори, у нас тут не ГУИН и не прокуратура.
- Да нет, нормально все.
- Может, претензии к кому имеешь?
- Не имею.
- Зато к тебе имеют, - неожиданно вступил в разговор его напарник, и огромные мешки под его глазами, казалось, набухли еще больше. - Параша о тебе по Москве давно уже пошла. И пишут, и говорят о тебе много всякого. Да и ты вроде мусорам во всем признался. Правильно я говорю или что путаю?
Солоник кивнул.
- Правильно.
- Вот видишь. - Голос возрастного законника звучал глухо и даже печально. - Значит, крови на тебе много. Людей зазря валил, и каких люд ей...
- По беспределу, получается, валил, - вставил молодой обитатель "хаты". - И мусора тебя на пленочку снимали, и сам ты признание подписал, груз на себя взвалил...
- А ты что, сам эту пленку видел? - удивился Саша.
- Видел, не видел... Это, брат, не твоя забота. Тут мы вопросы задаем.
- А если навесили на меня? А если прессанули? - Это был пробный шар: как среагируете?
- Ну, допустим, после прессовки протокол подписал. Но ведь не в голову тебя ранило, чтобы столько на себя брать!
- От ментов, что я на рынке завалил, мне все одно не отвертеться. Свидетели, вещдоки, экспертиза. А это - конкретная "вышка". И тянуть с ней не стали бы. А так, если других на себя навесить, можно было бы пару лет протянуть. А там, гляди, смертную казнь отменят, что-нибудь да получится...
Законник с перебитым носом выразительно взглянул на соседа по хате.
- Смотри-ка, как складно выходит... Хитро, а?
Тот согласно кивнул.
- Хитро, хитро... Пожалуй, даже слишком хитро. - Он обернулся к киллеру. - И что дальше думаешь?
- Сейчас другие за меня думают.
- Тоже верно. Но жить-то хочется?
- Кому не хочется? Только кто меня об этом теперь спрашивать будет?
Тускло и холодно светила лампочка под потолком, и слова, скатываясь неторопливыми каплями, казалось, мгновенно леденели.
- Значит, хочешь... - пожевав губами, произнес пожилой. - Тоже правильно... А кенты наши, выходит, не хотели? Что тебе лично Калина такого сделал? Молчишь? Ты ведь его завалил?
- Вы мне все равно не верите, - угрюмо процедил Солоник.
- А ты честно расскажи обо всем. Облегчи душу, хоть на тот свет пойдешь со спокойной совестью... Тебе все равно не жить.
- И что я должен сказать?
- Сперва честно назови всех, кого валил, - насупился молодой.
- Ну хорошо, - Саша положил руки на колени, - всех, кого мне шьют, я и вальнул. До единого.
- По списку, что ли? И кто этот список тебе подсунул?
- По алфавиту...
- Ты что, б...ь, еще не понял, кто перед тобой? Не понял, что на правилку позвали?! - взорвался пожилой, приподнимаясь из-за стола.
Солоник поджал губы.
- Я догадливый.
- Мы тут все догадливые. А ты - фуфел, мусор поганый... Да от тебя до сих пор мусарней на километр разит! - Немного успокоившись, законник взглянул на допрашиваемого исподлобья и спросил:
- Ну, так что скажешь?
- О ком?
- О тех, кого валил.
- Я еще не выучил список. Следак обещал через неделю нарисовать.
- Ты нам его через десять минут сам скажешь, - сквозь зубы процедил молодой.