Александр Солоник - киллер на экспорт

— Мне кажется, лучше всего подойдет пистолет с глушителем. Впрочем, решающее слово за вами. Съездите в район Вильемсдорфа, где он теперь живет, проведите рекогносцировку, посмотрите, прикиньте, что и как. Мы предоставили вам относительно свежую информацию, но и она в любой момент может измениться. Действуйте, как всегда, сообразно конкретной ситуации. Вы ведь профессионал, и не мне вас учить.

Последующую неделю Солоник потратил на скрытое наблюдение за объектом. Каждое утро киллер, на всякий случай слегка загримировавшись, отправлялся в район, где обитал Какачия. Шакро действительно отличался скромностью, присущей старым, «нэпманским» ворам. Не питал любви к навороченным лимузинам, фешенебельным коттеджам и роскошной одежде. В Берлине Шакро жил относительно скромно, не привлекая ничьего внимания: снимал небольшой домик в тихом зеленом районе. Впрочем, даже в Москве законник, имевший, казалось, неограниченные возможности, обитал в типовой двухкомнатной квартире…

Спустя дней восемь Македонский знал о Шакро все или почти все: примерный распорядок дня, привычки, наклонности и контакты, маршруты передвижения, рестораны, в которых тот проводил свободное время…

И, естественно, прикидывал возможные способы его устранения.

Вариантов было несколько. Первый — застрелить Шакро из движущегося автомобиля где-нибудь в центре города. Второй — убить из снайперской винтовки со стационарной позиции, как в свое время Глобуса. Третий уничтожить объект при помощи взрывного устройства, как некогда был уничтожен в своем шестисотом «мерее» Сережа Новгородский, более известный как Сильвестр. Четвертый — ликвидировать Какачия из пистолета с глушителем.

Взвесив все «за» и «против», Солоник решил, что первый вариант отпадает. Берлин — не Москва, и после стрельбы из «Калашникова» в центре города полиция встанет на уши, чтобы найти стрелка. А немецкие менты — не московские, эти обязательно найдут. К тому же киллер недостаточно хорошо знал Берлин, что не оставляло шансов грамотно скрыться. По этой же причине отпадал и второй вариант. Третий — подложить в автомобиль Шакро взрывное устройство также выглядел сомнительно: при любом взрыве возможны случайные жертвы, а в том, что таковыми могут стать законопослушные немцы, сомневаться не приходилось. И резонанс от такого убийства стал бы слишком велик: одно дело, когда в результате разборки гибнет какой-то русский уголовник, а другое — когда при этом страдают невинные немецкие граждане. Тут уж ответная реакция местной полиции не заставит себя ждать.

Таким образом, оставался четвертый вариант, предложенный Куратором с самого начала…

Удобней всего было бы ликвидировать Какачия в многоярусном подземном гараже, где обычно стояла его машина. Тем более что его шофер, он же телохранитель, действительно вылетал в Москву. Было выбрано оружие — «зигзауэр» с мощным глушителем, транспорт для отхода — американский мотоцикл «Харлей-Дэвидсон», позволяющий свободно маневрировать в перенасыщенном автомобильном потоке Берлина и в случае чего уйти от погони.

Был выбран и день ликвидации — двенадцатое августа.

Оставалось немногое: получить у Куратора необходимые оружие, транспорт и согласовать чисто технические детали. Для этого серенький и назначил своему подопечному встречу в центре города…

Бар отеля «Европа-центрум», в котором условились встретиться, небольшой и на удивление уютный, выглядел необычно из-за того, что посетителям, кроме обыкновенного стандартного меню, предлагалось и нечто экзотическое. Столики были окружены кольцом бассейна с подкрашенной водой, которая, журча, тихо лилась из расположенной в центре бутафорской лилии.

Куратор, обычно пунктуальный, на этот раз запаздывал, и Саша, рассеянно помешивая ложечкой остывающий кофе, с интересом посматривал по сторонам.

За крайним столиком примостилась парочка, видимо, студенты. Молодой человек, высокий, с длинными волосами, всем своим видом воскрешающий в памяти хиппи шестидесятых, что-то любовно втолковывал своей спутнице, маленькой, черненькой, похожей скорее на кавказскую женщину, чем на немку.

Напротив Саши сидело еще двое, судя по самодовольному виду и манерам — типичные берлинские бюргеры, почтенные отцы семейств. Оба неторопливо потягивали светлое бутылочное пиво и степенно, с достоинством перебрасывались короткими фразами. До слуха Солоника то и дело долетало: «йа, йа», и немецкая речь невольно ассоциировалась с художественными фильмами об Отечественной войне.

Слева от ожидавшего листал толстую воскресную газету аккуратненький седой старик с внешностью протестантского патера — видимо, пенсионер, почтенный рантье. Старик никуда не спешил и, вчитываясь в какую-то понравившуюся ему статью, чуть слышно проговаривал вслух каждое слово, то и дело причмокивая тонкими фиолетовыми полосками губ.

Такая публика — влюбленные студенты, степенные обыватели и пожилые рантье — почти всегда попадается в любом подобном заведении, и не только в Берлине. Все это было привычно, рутинно, а потому не заслуживало особого внимания.