Александр Солженицын: Гений первого плевка

Между тем, заявив, что реальные обобщенные цифры «развенчивают миф о еврейском засилье», настаивая, в частности, на том, что «с 1927 года „лиц еврейской национальности“ в правящих партийных кругах практически не осталось», что с этого года «еврейского участия во власти практически не было», после всего этого М.Д. вдруг бабахнул: «В середине 30-х годов в центральном аппарате НКВД некоторое время наблюдался некоторый переизбыток евреев». Тогда возглавлял НКВД риер Ягода. И вот оказывается, что в его ближайшем окружении главы ведомства работали 43 еврея (39% руководящих кадров) и 33 русских (30%). Ничего себе «некоторый переизбыток»! Пожалуй, как сейчас на телевидении. Или как в помянутом «Золотом списке»… Но 39 + 30 = 69. А кто были остальные 31%? Ответа нет… Но из приведенных процентов получается, что всего в центральном аппарате наркомата было 130 руководящих работников. Да неужели? Сколько же всего работников — тысячи?

Дальше автор сообщает, что «в конце 1936 года Ягоду сменил Ежов». Возможно, именно потому, что НКВД мог при Ягоде превратиться в чисто еврейский орган власти. И что же затем? «С приходом Ежова число евреев среди руководящих работников (центрального аппарата) НКВД сократилось с 43 до 6». Что ж, это вполне разумно. «Доля же русских руководителей увеличилась с 33 до 102». Может быть. Но Ежов оставил при себе на прежних должностях трех заместителей Ягоды, истинных евреев: М. П. Фриновского, Я. С. Агранова и М. Д. Бермана. Возможно, сделал он это по просьбе своей жены Евгении Соломоновны Хаютиной-Гладун.

Из приведенных им несколько сомнительных цифр М.Д. делает такой утешительный вывод: «А в 37-м году начался „большой террор“… Осуществили его отнюдь не евреи».Так что спите спокойно, братья евреи на том и на этом свете…

Но вот ведь какое дело: первый судебный процесс по делу «Антисоветского троцкистского центра» (Пятаков, Радек, Сокольников и др.) состоялся уже в январе 37-го года. А ведь требуется немало времени для организации процесса: надо установить круг подозреваемых, произвести аресты, найти свидетелей, допросить тех и других, составить обвинительное заключение и т.д. Так что будет совсем не праздным предположить, что все это было проделано при активнейшем участии не только теперешних 6, но и прежних 43.

А тут М.Д. выдает гораздо более масштабное сообщение по вопросу еврейского засилья: «В 20-х и в первой половине 30-х годов евреи-большевики входили в руководство и партийных и хозяйственных органов власти». Еще как входили-то! Каганович, Литвинов, Ягода, Мехлис, Гусев (Драбкин), Гамарник, Яковлев (Эпштейн)… И тем из них, кто, как хотя бы первые двое, честно трудились на благо родины, низкий поклон. Да в то время еще фигурировали в верхах и Троцкий, и Каменев, и Зиновьев… Выходит, нет у Дейча ясности в этом вопросе, если он сам себе противоречит, а жаждет обличать других.

Весьма примечательно, что в своих обличениях М.Д. доходит до подозрения Солженицына в большевизме, как самом тяжком грехе. И представьте себе, тут он прав! В самом деле, А.С. проклинает Временное правительство «за потерю чувства национального самосохранения», что выразилось в стремлении «к военной победе во что бы то ни стало! к верности союзникам!». Дейч резонно спрашивает: «А кто предлагал спасительное (именно спасительное! — В.Б.) для России решение?.. В русской политический элите 1917 года был лишь один человек, заявивший: „Немедленно вывести Россию из войны во что бы то ни стало!“ И лишь одна партия, призывавшая к этому. Это были Ленин и большевики». Браво, Дейч! Молодец! Простым сачком для ловли бабочек поймал носорога, да еще и пощекотал ему брюхо: «Уж не большевик ли г-н Солженицын?»