Читаем Александр Столетов полностью

«Учащаяся молодежь не могла не сознавать присутствия сильного, строгого ума, широкой культуры и энергичной воли, направляемой к тому, чтобы ценой неустанных трудов поставить науку на возможно высокий уровень, – а учащийся всем своим, может быть, несколько сдержанным, но всегда безукоризненным отношением выражал ей не заискивающее, а действительное уважение, – объяснял Тимирязев популярность Столетова у студентов. – Это уважение выражалось прежде всего в строгом до щепетильности исполнении принятых на себя по отношению к ней (молодежи. – Примеч. авт.) обязанностей, в постоянной заботе о том, чтобы доставить ей все средства для приобретения знаний; выражалось оно и в готовности сказать в ее защиту свое веское слово».

Не только лекции по математическому анализу так виртуозно даются Александру Григорьевичу. Помимо них, Столетов читает курс физической географии. В нем он прежде всего делает упор на метеорологию, подчеркивая ее важность для практиков.

Когда Столетов в 1882 году занимает пост преподавателя экспериментальной физики, он полностью реформирует ее преподавание: по его указанию перестраивается физическая аудитория университета и снабжается необходимыми приборами для опытов, а курс экспериментальной физики делится на два потока – для физиков и для медиков. Он увеличивает число часов для математиков и естественников.

«На нас, молодых студентов, – вспоминает свой первый год студентом-медиком физик Гольдгаммер, – только что вошедших в университет, эти лекции, как и лекции других товарищей Александра Григорьевича по факультету, действовали неотразимо: но мы боялись Столетова; говорили: он строг на экзамене, требует точных, положительных знаний».

Фотография Столетова

Трудясь днями и ночами, готовясь к лекциям и параллельно работая над магистерской диссертацией «Общая задача электростатики и приведение ее к простейшему виду» (которую он защитит в 1869 году), Столетов требует такого же усердия и от своих учеников.

«Не было в нем и следа той распущенности, в которой нередко думают видеть проявление широкой русской натуры, души нараспашку. Его просто коробило от той напускной простоты или искусственной патриархальной фамильярности в обращении, например, с учащимися, выражавшейся, между прочим, в пересыпании речи нелитературными словцами, примеры чего в его молодости да и позже можно было еще встречать в профессорской среде. Эта несколько сдержанная, строгая внешность была не случайною, в ней отражался нравственный склад человека», – писал Тимирязев. Но стоит упомянуть, что, как рассказывают смотрители музея Столетовых, пусть внешность Александра и строга, одежда его сшита по последнему писку моды и все сидит, как с иголочки. Молодой профессор – тот еще щеголь. Ему даже кличку по этому поводу придумали: Француз.

Александр Григорьевич терпеть не может разжевывать. Ему хочется, чтобы ученики сами, своим умом доходили до каких-то выводов. Подсказки на экзамене – это не про него.

«Профессор лишь неуклонно требовал ясного понимания содержания курса, – писал ученик Столетова академик С. А. Чаплыгин, – правда, он выслушивал ответы, не задавая наводящих вопросов, если студент начинал путать, и не помогал выбраться из затруднений, если они происходили от непродуманности и невнимательности изучения предмета».

«На экзамене Александра Григорьевича, – вспоминал Житков, – вызванный и севший около него студент делался после получения экзаменационных вопросов совершенно самостоятельным. Был покрытый сукном стол, профессор, кучка билетов и молчаливый ассистент. <…> Случалось, что перед другими экзаменами лентяй, не знавший предмета, спрашивал товарища, что ему делать, – „молчать“ (то есть сдаваться на милость) или „бормотать“ (то есть быстро говорить ученью слова – на тот счастливый случай, что профессор задремал или унесся мыслями из комнаты). Шалопаи „бормотали“ профессору ботаники, умному и доброму Ивану Николаевичу Горожанкину, прекрасные глаза которого иногда с сочувствием останавливались на студенте, моловшем вздор. Но никогда ни один опытный и доброжелательный студент не посоветовал товарищу применить этот второй способ на экзамене по физике».

Студент, подошедший к преподавателю накануне экзаменов с вопросом о списке литературы, «получал, – по словам Житкова, – холодный и точно сформулированный ответ следующего содержания: если студент в течение года не познакомился с курсом и даже с заглавиями учебников, то для него самое выгодное теперь – вовсе не готовиться».

О подобной подготовке за несколько дней до сессии вспоминал провалившийся на экзамене Столетова Ф. В. Шлиппе:

Перейти на страницу:

Все книги серии Великие умы России

Мстислав Келдыш
Мстислав Келдыш

Эпоха рождает гениев только в том случае, если предстоит изменить жизнь коренным образом. Это случается очень редко. Нам повезло! Появился ученый, который сначала научил летать самолеты, потом создал крылатые «пули», пересекающие континенты за считаные минуты, побывал в центре термоядерного взрыва, чтобы описать происходящее там, и, наконец, рассчитал дороги в космос, по которым полетели спутники Земли, космические корабли и межпланетные станции к Луне, Марсу и Венере. 14 лет он стоял во главе науки Советского Союза и за эти годы вывел ее в мировые лидеры, хотя многие считали, что такое невозможно. Впрочем, он всегда делал невозможное возможным!Это – академик Мстислав Всеволодович Келдыш, президент Академии наук СССР, трижды Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и Государственных премий.

Владимир Степанович Губарев

Биографии и Мемуары / Прочая научная литература / Образование и наука
Сергей Прокудин-Горский
Сергей Прокудин-Горский

В большом зале Царскосельского дворца погас свет; государь император, члены царской фамилии и все собравшиеся на большом белом экране увидели цветные изображения: цветы, пейзажи, лица детей. Зрители были в восхищении. Когда сеанс закончился, автор коллекции С.М. Прокудин-Горский с волнением рассказал Николаю II о своем грандиозном проекте «Вся Россия».История фотографии – это во многом история открытий и изобретений, ставших вехами на пути от массивного деревянного аппарата к компактной цифровой камере, от долгих процессов печати – к копированию снимка одним движением руки. В отечественной культуре был фотограф и ученый, популяризатор фотографии как сферы искусства и предмета науки, внесший великий вклад и в мировую художественную практику.

Людмила Валерьевна Сёмова

Биографии и Мемуары
Александр Попов
Александр Попов

Всякое новое изобретение появляется только тогда, когда назрела в нем необходимость и когда наука и техника подготовили почву для его осуществления. Так было и с возникновением радио. Александр Степанович Попов завершил многовековую историю исканий наиболее совершенного средства связи.Драматизма судьбе ученого в мировой истории добавляет долгий бесплодный спор о первенстве открытия радио – Попов или Маркони. Сам русский физик не считал себя «отцом радио», отдавая авторство Тесла, себе в заслугу он ставил лишь усовершенствование радиоаппаратуры и «обращение её к нуждам флота». Но, несмотря на скромное отношение к своим заслугам, недоверие и порой непонимание, отсутствие достойной поддержки на родине, Попов буквально бился во всемирных научных кругах не за свое авторство – а за место рождения радио. Ему было важно, чтобы мир признал, что новое революционное средство связи было открыто именно в России.Жизнь великого ученого, как жизнь одинокого русского изобретателя 90-х годов XIX столетия, чрезвычайно поучительна. Она была подчинена игре внешних нелепых случайностей, то грубо мешавших, то вдруг на миг необычайно благоприятствовавших его работе. Этому и посвящена данная книга.

Людмила Алексеевна Круглова

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза