Александр Суворов

- Вы с Потемкиным, сударь, распустили войска. Гвардия? Читал, что пишут берлинские газеты: "Знамена гвардии скроены из юбок императрицы". Война с Персией? Азиатские лавры! Легкие победы над дикими ордами... Карманьольцы* не могут удержаться без войны. Они могут простереть свой шаг до Вислы. Мы в Персии, и вдруг - республиканские орлы в Варшаве! Турки... Поляки!.. Пруссия - нам образец! В Пруссии не могло бы быть Пугачева!.. Россию надо покрыть сотнями, тысячами рыцарских замков! Эту сволочь надо держать руками в железных перчатках!..

_______________

* Французы.

Очевидно, Павел продолжал разговор свой, начатый с кем-то другим и прерванный приездом Суворова.

Павел остановился и потряс сжатым кулаком. Суворов тихо рассмеялся. Павел нахмурился, вспыхнув, погас. Кулак его разжался, он махнул рукой и в молчании начал ходить из конца в конец приемной, топая по каменному полу сапогами и звеня шпорами: не ожидая так скоро гостя, он собрался на вечернюю верховую прогулку и был сообразно с этим одет.

- Рядиться нам с тобой не к чему, - заговорил Суворов добродушно, как старик говорит с пылким мальчиком. - Ты вот думаешь: нарядишь русского солдата в прусский мундир, так он тоже немец будет? Нашел образец! Пруссию, государь мой, я лучше тебя знаю. В Берлине был. В Потсдаме гвардию видел. Нет вшивее пруссаков! Плащ их так и зовется "лаузер" сиречь "вшивень". Головы их от прически с клеем прокисли: хоть в обморок падай. А русский мужик каждую субботу в баню! На полок! Поддай пару! Вот мы от гадины и чисты. Ты своих гатчинцев в казармах держишь. Будешь царем - и всех солдат в казармы запрешь. На ночь своих запираешь? Тюрьма! Так ведь у прусского короля солдаты нанятые. Вербовщики сулят рекруту офицерский чин, а приведут - пожалуй в строй. Как их не запирать? А наш солдат хоть из крепостных, а вольный. Я в семеновских с в е т л и ц а х вырос! В походе, в строю, в сражении - солдат. А дома в светлице житель... Ты нашел опыт военного искусства в руинах древнего замка, на пергаменте, объеденном мышами, и переводишь на немецко-российский язык...

Павел остановился и застыл перед Суворовым в гневном изумлении.

- Фельдмаршал! - воскликнул он.

- Да, ваше высочество, фельдмаршал! Выслужил наконец... Не стой, ходи, ходи! Тебе же легче!

Лицо Павла озарилось быстрой, как молния, улыбкой, и он снова начал мерить приемную преувеличенно широкими шагами.

- Строгость - великое слово! - продолжал Суворов. - При строгости и милость! Милосердие покрывает строгость. А строгость по прихоти тиранство. Я строг. В чем истинное искусство благонравия: милая солдатская строгость, а за сим общее братство! Валленштейн* строг был, не давал себе времени размыслить, скор и краток: "Вели бестию повесить!" А солдат не бестия, а человек...

_______________

* В а л л е н ш т е й н А. (1583 - 1634) - немецкий полководец,

имперский главнокомандующий в Тридцатилетнюю войну.

Павел молча продолжал шагать, звеня шпорами. Казалось, что странная беседа его с фельдмаршалом, не имев начала, и оборвется без конца. Суворов встал, чтобы откланяться. Павел его удержал, сделав знак рукой. Суворов начал ходить рядом с Павлом, но скоро их шаги разошлись, и они уже ходили навстречу один другому из разных концов зала. Глядя в глаза друг другу, посредине комнаты они встречались, и Павел бросал несколько отрывистых слов:

- Фельдмаршал?.. Туртукай! Рымник! Измаил! Всё - счастье!

Суворов ответил:

- Раз - счастье. Два - счастье. Надо же когда-нибудь немного и уменья!

- Варварское искусство - против дикой орды!

- Мы и Фридриха с нашей простотой бивали, да и как! - ответил Суворов.

- Что вы с вашим натурализмом! Фридрих - светоч мира...

- И гнилушка светит.

Несколько раз они встречались молча, затем их шаги совпали, подобно качаниям двух маятников, мало отличимых по длине.

Павел сказал:

- Ты можешь у меня заночевать. А завтра я тебе покажу своих солдат...

- Благодарю, ваше высочество. Хотел бы очень, да не могу посмотреть вашу игрушку. Прикажите седлать моего коня, ваше высочество. Думаю, он выстоялся.

- Как хочешь. Я провожу тебя. Я все равно собирался проехаться...

Павел вышел и вернулся в плаще, подбитом собольим мехом. В сенях он поспешно сорвал с вешалки плащ Суворова и накинул ему на плечи.

Им подали коней. Они выехали из замка. Эскорт из взвода конных егерей сопровождал их в отдалении.

Вызвездило. Стояла тишь. Мороз крепчал. Павел ехал шагом, поникнув головой, не думая о том, что с ним рядом едет старик шестидесяти пяти лет, в легоньком суконном плаще и ему предстоит еще скакать тридцать верст до Петербурга...

- До чего хорошо! - воскликнул Суворов, любуясь небом. - Велика слава звездная!

Поднял голову и Павел. Чиркнула по Млечному Пути падучая звезда...

- Чья-то звезда скатилась! - задумчиво проговорил Павел. - А чья-нибудь звезда восходит! Ты слышал, граф?.. Да нет, не мог слышать... Ведь курьер из Парижа с депешами только что прибыл. В Париже загорелось было восстание сторонников короля. Какой-то молодой генерал, звать его Бонапарт, выставил против роялистов артиллерию и смёл их в один час картечью.