Читаем Александр Суворов полностью

— Да, — продолжал Суворов, — я уже послал фельдмаршалу с ординарцем приказ. Но вы — его друг. Он вас любит. Скажите ему: я не приказываю, я прошу.

Цах отсалютовал и поехал трусцой вниз по дороге: его тучная лошадь уже устала не меньше, чем ездок.

Бой гремел по всему фронту. Грохотала канонада. Пушечный гром выманил из-за гор высокое облако со снежно-белой верхушкой. Под облаком реяли орлы. Загремел гром с неба, и туча вся пролилась, без остатка, над полем битвы. Пыль пропала. Дали прояснились.

Войска Дерфельдена первым натиском отбросили французов к высотам, но встретили там сильный отпор. Прячась за гребнями обрывов в густых зарослях, за каменными оградами, французы били атакующих на выбор. Войска Дерфельдена отхлынули, собрались с силами и повторили атаку с тем же результатом. Склоны гор устлались телами павших. Огромные потери русских войск уничтожали их численный перевес над противником.

С каждой неудачной атакой отраженная волна бегущих все дальше простиралась в долину. После второй атаки она докатилась до часовенки, где оставался Суворов. Завидев его, бегущие останавливались, не доходя до часовенки. Бежать дальше мимо Суворова солдаты не решались.

С другой стороны к часовенке по дороге потянулись отставшие на марше; их тоже было много. Около Суворова скопились две нестройные толпы солдат. Одни, выйдя из боя, стояли выше часовни, другие толпились ниже, не зная, что им делать.

Суворов молча ходил между этими группами солдат. Дикифор бессменным часовым стоял поодаль. От Дерфельдена прибыло несколько штаб-офицеров. Дерфельден писал Суворову об огромных потерях не только от штыковых и ружейных ран, но и от солнечного удара. Генерал обещал еще, и в последний раз, атаковать неприятеля, если получит хоть какую-нибудь поддержку. Он прислал офицеров в расчете, что они соберут отставших и приведут их к месту боя.

Суворов отошел на открытое место, поникнув головой, остановился в раздумье и вдруг снопом повалился на землю. К нему кинулись, но он сам вскочил на ноги, раньше чем кто-нибудь успел коснуться его. В толпе солдат и справа и слева затих гомон.

— Ройте здесь мне могилу! — воскликнул Суворов. — Я не могу пережить такой день. Мои чудо-богатыри бегут!.. Легче мне лечь живым в могилу, чем это видеть… Никифор, поди сюда. Бери заступ, рой мне могилу.

Суворов отмерил три шага в длину, шаг в ширину, отмечая носком сапога углы могилы.

Никифор Кукушкин сразу понял, что задумал Суворов для поднятия духа солдат; словно они раньше договорились обо всем с Суворовым, спокойно приставил к часовенке ружье, взял заступ и начал взрезать дерн, намечая очертания могилы. Старый капрал работал проворно. Суворов стоял над ямой, закрыв лицо руками. Гул пробежал по толпе солдат с обеих сторон. Кто сидел или лежал, встали на ноги. Задние начали теснить передних, и вокруг Суворова быстро сомкнулось тесное кольцо людей.

Суворов открыл лицо. К нему тянулся, заглядывая через плечо в глаза, молодой солдат:

— Он этак будет рыть, так до завтрего не выроет.

Суворов повернулся к солдату:

— Где ружье?

— Кинул, ваше сиятельство. Бежать легче… Да я и назад побегу, коли велишь, еще прытче, а ружей там много…

Кукушкин перестал копать и прикрикнул на солдата:

— Ах ты, безобразник! Лодырь! Чем бы мне помочь, он зубы скалит! Ты взял бы лопату… Поди, там у часовни еще заступ стоит…

— Да как же это я буду Суворову могилу копать?!

Но тут солдата столкнули в начатую могилу. Кто-то подал ему заступ. Молодой солдат поплевал на руки и принялся рыть и кидать землю.

Кукушкин вдруг бросил заступ, выругался, плюнул в яму и, подняв голову, оглядел лица солдат.

— Вот до какого сраму мы с тобой дожили, Александр Васильевич! — закричал он. — Да плюнь ты им всем в харю, пойдем от них!

— Коня! — крикнул Суворов, протянув руку.

Перед ним расступились. Невыразимый шум поднялся в толпе солдат.

Со всех сторон закричали:

— Братцы! За Суворовым!

Суворову подали коня. Он, сверкнув палашом, описал им круг над головой, будто отбиваясь от налетающей птицы, и тронул коня в гору. Солдаты повалили за ним.

По бокам дороги скакали офицеры, присланные Дерфельденом, выкрикивали команду, стараясь навести хоть какой-нибудь порядок в стремительной живой лавине.

Лавина в горах катится, нарастая, сверху вниз. Живая лавина суворовских солдат катилась наперекор силе тяготения снизу вверх. Штыки солдат грозно нависли.

Позади, около начатой могилы, еще роились солдаты: всем хотелось убедиться своими глазами, верно ли, что Суворову рыли могилу. Заглянув в яму, солдаты пускались бегом догонять колонну. Скоро здесь не осталось ни одного человека. На дне брошенной ямы праздно валялись два заступа. Поляна около часовни опустела. Родничок, затоптанный солдатами, справился — вдруг вытолкнул сквозь грязь большой пузырь кристальной воды, и ручей снова заурлюкал, пролагая себе дорогу к морю.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза