Александр Цыбулевский. Поэтика доподлинности

Рецидивы такого отношения сохранились и имели рьяных приверженцев и позже, когда переводил Заболоцкий. В его черновиках есть следующая запись: «…один критик негодовал по поводу того, что кто-то из переводчиков грузинский шаири[195] перевел ямбами. Критик рекомендовал вменить переводчикам в обязанность переводить шаири только хореическим размером. Этот маленький Аракчеев, видимо, полагал, что переводами стихов у нас занимаются отставные унтер-офицеры и фельдфебели»[196].

В «Заметках переводчика» Заболоцкий писал: «Переводчик, калькирующий грузинские размеры, гонится за малым и теряет при этом большее»[197].

Не следует думать, что выбор поэтом размера, который представляется отличающимся резко от транскрипции оригинала, – результат ничем не стесненного произвола. Каждый раз выбор диктуется особыми тончайшими художественными соображениями соответствия. Воспроизвести всю цепь умозаключений и дать отчет в каждом отдельном случае не представляется возможным. Чаще всего решение приходит как мгновенное озарение. Некоторые подробности и соображения, почему был выбран Пастернаком амфибрахий, можно прочесть в стенограмме выступления Пастернака на Первом Всесоюзном совещании переводчиков[198].

Поразительно и характерно для профессионального мышления: Пастернаку в данном случае слышался амфибрахий, и не приходится сомневаться в истинности его внутреннего ощущения. Ямб – амфибрахий!

«Может быть, то, что я говорю, покажется вам чепухой, но мне кажется, что трехдольник идет именно ямбом, что это похоже на „Кавказского пленника”, а может быть, – и на трехстопный ямб»[199]. Вот какие тут неожиданные соображения, а не произвол. Что касается ямба, то Пастернак сказал: «Слабые поэты, как только пользовались четырехстопным ямбом, сходили на нет. Это их губило. Это очень рискованное дело – писать пушкинской формой»[200].