Читаем Александр у края света полностью

Затем в уме взломщика сформировалась логическая цепочка книги — школа, и их доставили сюда, подальше от людей и лошадей.

Мой восторг несколько поутих, когда я обнаружил, что одиннадцать книг ид двадцати — Гомер: четыре «Илиады», три «Одиссеи», два сборника гомеровых гимнов и две «Киприи». Даже после этого оставалось восемь настоящих книг, из которых только одна (собрание сочинений моего деда Эвпола) была приведена мышами в состояние полной нечитаемости. Оставшиеся семь были такие: поэмы Архилоха; давно забытая эпическая поэма Паниаса о Геракле; избранные работы Аристотеля; «История войны» Фукидида, милосердно сокращенная; семидесятилетней давности памфлет за авторством некоего Хризиппа, содержащий предложения по улучшению системы концессий на месторождения в Лаврионе в интересах Афин; анонимный комментарий к тактическим приемам, описанным у Гомера, доказывающий их пригодность к современным военным условиям; и, наконец, любимое чтение на сон грядущий моего злополучного брата Эвдемона — монография Энея Тактика по искусству войны. Я просмотрел эту кучу шлака, оставил себе Архилоха и памфлет Хризиппа, отложил сочинения Аристотеля для починки обуви и свалил все остальное в передней комнате для нужд моих юных и впечатлительных питомцев.

Бытовые вопросы были решены с типично македонской здоровой эффективностью.

Кормили четыре раза в день — масштабные мероприятия, включающие огромные ломти жареного мяса, сыры размером с тележное колесо и гигантские корзины грубого ячменного хлеба, а также водопады крепкого красного вина, разведенного вдвое. По особым дням, как я понял, подавали оливки и иногда фиги. Прачечной заведовали три титанические женщины, обладавшие тревожным сходством с Тремя Грайями — теми самыми, что живут у края мира и имеют один глаз, одно ухо и один язык на троих. Раз в месяц мы получали новую одежду: один плащ, одну тунику, пару сандалий и пару сапог, одну шляпу, и все это — обноски знатных персон из Пеллы. По какой-то причине мне постоянно доставались шляпы Филиппа и туники Пармениона; царские шляпы были сильно засалены изнутри, а Парменион определенно выливал больше вина на живот, чем в рот. Однажды я получил ошеломительно красивый шелковый платок, украшенный бесчисленными змеями, синими и красными, издающий тяжелый запах шафрана и фиалок и с одного угла запятнанный неким бурым веществом, которое было, вне всякого сомнения, человеческой кровью; он заставил меня серьезно задуматься об обязанностях главной жрицы змеиного культа, отправляемого царицей Олимпиадой. Сапоги были стандартного военного образца, сандалии же — мягкими и удобными, хотя и на несколько размеров больше, чем надо. Практически все в Македонии было на несколько размеров больше, чем надо, начиная с посуды и стиля жизни и заканчивая самой страной — все было велико для меня, а я далеко не карлик, как ты знаешь; это весьма любопытно, поскольку я встречал всего лишь несколько македонцев, которые были выше и шире меня — тем не менее их одежды были пошиты, казалось, для старших братьев титанов.


Наконец прибыл Аристотель, и по этому случаю ко мне явился Лисимах.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза