Читаем Александр у края света полностью

В конце концов войско разбилось на две части — передовую и отставшую. Первая поковыляла к реке; измученные жаждой, люди ринулись в воду и сицилийцы перебили их, пока те пили — насколько мне известно, они даже не пытались защищаться, просто лежали в воде и глотали ее, перемешанную с грязью и кровью, пока стрела или камень не прерывали это занятие; сицилийцы окружили выживших и погнали туда, откуда те пришли, в сторону Сиракуз.

По пути они миновали место, где была уничтожена другая половина армии — обнесенный стеной сад в загородном имении некоего зажиточного сиракузянина. Мой дед с горсткой других сумел выбраться оттуда, прежде чем лучники и пращники завершили свою работу. Остальные остались там и стояли на коленях за щитами, пока голод, жажда и неформальное оружие сицилийцев не положили этому конец.

Всего лишь малая часть войска уцелела, чтобы попасть в плен, но таких все равно оказалось многие тысячи, и они умерли от голода и небрежения, запертые в сиракузских каменоломнях — единственном в тех местах надежном месте, способном вместить столько народу. Они умерли просто потому, что для них не нашлось достаточно еды и воды, а также места, чтобы укрыться от стихий.

Я остановился и посмотрел на своих слушателей. Они явно чувствовали себя не в своей тарелке, как дети, которые вдруг осознали, что их отец не самый большой и сильный человек в мире, и никакая добрая фея не присматривает за ними, пока они спят. Оглядываясь назад, я думаю, что поступил, может быть, не слишком милосердно, избавив их в столь впечатлительном возрасте от уютной веры в то, что высокое происхождение, крепкая броня и дисциплина без сомнения способны привести к победе, неважно, насколько ужасна ситуация. В конце концов, эти мальчики должны были стать воинами, а воин обязан во что-то верить, иначе он поджимает хвост и улепетывает, едва завидев блеск солнца на вражеских шлемах.

— Итак, — сказал я, — такова фактическая сторона дела. Мне не нужно объяснять вам, что она полностью противоречит всему тому, что я успел рассказать вам о военной теории. Для тех, кто слушал невнимательно, я повторю ее в двух словах: та сторона, которая не накосячит, выигрывает. Но в этом случае, если не считать нескольких просчетов со снабжением, которые случаются со всяким, я не вижу ни единой ошибки за афинской армией. Афиняне поняли, что откусили больше, чем могут проглотить, и решили отступить в полном порядке.

Не было никакой армии, способной помешать им. Более того, мешать им не было никакого смысла, поскольку они отступали и, как выходило по всему, вряд ли собирались вернуться. В соответствии с основами военной теории, нет никакой выгоды нападать на противника, который сваливает по собственной воле. В конце концов, чего достигли сиракузяне, кроме того, что от души попрактиковались в закапывании мертвых? Они перебили тысячи и тысячи человек — и что?

Так вот в этом как раз и заключается суть. Сиракузяне изменили правила. До сего момента всему миру было известно, ради чего ведутся войны: ради решения того или иного простого вопроса — чья это удобно расположенная равнина или кто правит тем городом. Когда все другие способы решения исчерпаны, вопрос препоручается богам, которые взвешивают тяжущиеся стороны на золотых весах — вы помните, конечно, эту сцену из Гомера, она просто незабываемая. Мы, греки, ведем боевые действия с применением тяжелой пехоты, поскольку стратегия эта эффективна и подходит к нашим нуждам; во-первых, она всегда приводит к ясному результату; во-вторых, результат этот приносят храбрость и физическая сила гоплитов, а не умственные способности отдельных военачальников; в-третьих, она относительно безопасна даже в случае поражения; в-четвертых, гоплитом может быть только представитель правящего класса, имеющий средства на доспехи и оружие. Мы пользовались этой стратегией сотни лет, не внося в нее никаких существенных изменений, поскольку она работает и позволяет добиться нужных нам результатов. Как следствие этого, в греческих войнах никогда не ставилась цель перебить как можно больше народа — цель бесчестная и оскорбительная для богов. Так почему же в этот раз все пошло наперекосяк?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза