Читаем Александр Ульянов полностью

Свободная продажа азотной кислоты в аптеках была запрещена, а без нее невозможно приготовить нитроглицерин и гремучую ртуть. Александр Ильич и Лукашевич решили добывать азотную кислоту из калийной соли и серной кислоты. Реакция эта протекает очень медленно. Саше пришлось привлечь к этому делу Андреюшкина и Генералова, обучив их обращению с аппаратурой.

Генералов и Андреюшкин совсем не знали Лукашевича, так же как Ульянов не был знаком с Осипановым. Делалось это в конспиративных целях. Все запасы взрывчатки Ульянов и Шевырев относили на квартиру Генералова, нанятую им специально для этой цели.

Никто не знал, как это ему удавалось, но Шевырев все время добывал довольно точные сведения о выездах царя.

Для трех снарядов необходимо было около 13 фунтов динамита, пятьсот пулек. Да все их нужно начинить стрихнином. Это требовало массу времени, большого терпения и еще большей осторожности.

Стал подниматься вопрос о создании нескольких групп.

— Одна группа провалится, — говорил Шевырев, — выступит другая.

— Да, но где же взять людей? — спрашивал его Александр Ильич. — У нас и на это покушение едва хватает сил.

— Людей я найду.

— Хорошо. Но делать это нужно быстрее. Впрочем… Я давно уже хотел сказать, да все как-то к слову не приходилось. Мне кажется, мы слишком торопимся. Прошу понять меня правильно: я не за отступление. Дело нужно во что бы то ни стало довести до победного конца! Но не лучше ли его перенести на осень, чтобы по-настоящему подготовиться?

— Как? Откладывать? — всполошился Шевырев. — Да ты уверен, что тебя завтра не возьмут? А я? Да кто из нас может поручиться, что просуществует до осени? Далее. Если слабый попадется правительству да проговорится, то всем нам конец. А за что? Будь что будет, но вперед!

5

Шевырев обладал удивительной способностью быстро сходиться с людьми. Он умел ловко и незаметно подмечать их настроения и, как только улавливал, что человек готов на борьбу, не отставал от него, пока не' подчинял своему влиянию. Энергией Шевырев обладал исключительной: несмотря на болезнь, он с утра до вечера мотался по городу. Он вечно торопил всех, вникал в малейшие подробности дела, принимал меры, чтобы оно как можно быстрее двигалось вперед.

Найдя нужного человека и поручив ему какое-то дело, зорко следил за тем, как оно выполняется. Примчится усталый, запыхавшийся, вытрет платком крупный пот со лба и, не присев, спрашивает:

— У вас, конечно, все готово?

Если поручение не было выполнено, Шевырев снимал очки, торопливо протирал, точно хотел получше рассмотреть смущенно стоящего перед ним человека, не столько сердито, как с издевкой спрашивал:

— А что же случилось, батюшка? Вы просто забыли или у вас появились какие-то веские причины? Давайте выкладывайте, мне нужна абсолютная ясность.

И провинившийся, чувствуя себя страшно неловко, начинал объяснять, почему не выполнил поручения. Шевырев поглядывал поверх очков на него так укоризненно, что тому невольно становилось стыдно. Не дослушав до конца объяснение, Шевырев заявлял:

— Извините, батюшка, я спешу. У меня назначена встреча в другом конце города, а времени осталось полчаса. Так я к вам завтра забегу…

Это значило: поручение его надо во что бы то ни стало выполнить. И оно, как правило, выполнялось. Шевырев умел так обращаться с людьми, что ему было очень трудно, а иногда и просто невозможно отказать. Даже если человек что-то не очень хотел делать, он не мог устоять перед ним. Объяснялось это тем, что сам Шевырев постоянно был занят общественными делами.

— Странный механизм этот Шевырев, — сказал как-то Александр Ильич Говорухину, — понять я его не могу.

— А я его, кажется, немного раскусил, — отвечал Говорухин. — Он прежде всего страшный реалист. Он ненавидит все мечтательное и фантастическое. Он относится — это и ты, наверное, успел заметить, — с пренебрежением к сомневающимся, неуверенным людям. Слово «вопрос» для него не существует. Для него существует только уверенность. Эта уверенность, более того — самоуверенность, и есть секрет влияния на людей.

— Преувеличиваешь!..

— Ничуть!

Вспомни, как он нам представил группу: и людей сколько угодно и денег, а на проверку что вышло? Мы с тобой, по сути дела, вступили в мнимую группу. Благодаря этой тактике ему удалось привлечь к делу Генералова, а затем и Андреюшкина.

— Положим, так. Но я не понимаю, в чем же тут его вина? Что мы сами не проявили инициативы?

— Нет, я его за это не виню, — отступал Говорухин. — Я хорошо знаю: инициативных людей очень мало, поэтому все легче примыкают к готовой организации. Но Шевыреву вообще не нравится настойчивость других: он склонен повелевать, приказывать. Помнишь, с каким восторгом он (рассказывал о своих переговорах с Генераловым и Андреюшкиным? Что больше всего понравилось ему? Да именно то, что они мало рассуждали и спорили!

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии