Александр Васильевич Колчак: «Нет ничего выше Родины и служения Ей»

Зато в здании почты Александр Васильевич почти сразу же столкнулся с человеком, который назвал себя агентом Красного Креста и обратился с просьбой пожертвовать на военные нужды. И куда бы потом ни приходил Колчак по своим неотложным делам – в банк ли, в редакцию, в книжный магазин, музей, городскую управу – всюду натыкался на подобных агентов Красного Креста, Дамского комитета или горного кружка непосредственной помощи военным. И везде звучала речь о том, что делиться нужно не только лишним, но и необходимым.

А в здании городской управы на входной лестнице поставили громадный ящик с надписью: «Не пожалейте, господа, опустить в этот ящик папирос или табаку для воинов на Дальнем Востоке». Позднее подобные ящики появились в четырех местах на Большой улице. Например, у ворот магазина Щелкунова и Метелева.

Возвращаясь в гостиницу, обратил Александр Васильевич внимание и на яркие театральные афиши, рассказывающие о благотворительных спектаклях. В Общественном собрании заканчивался зимний сезон комической оперы и оперетты из Москвы и Петербурга. В городском театре антреприза Вольского обещала под занавес отрывки из самых полюбившихся спектаклей: «Снегурочка», «Мещане», «Василиса Мелентьева», «Ромео и Юлия». И в последующие дни Александр Васильевич в различных местах города видел подобные афиши, приглашающие на благотворительные концерты. Проводили их воспитанники духовной семинарии, архиерейский хор и хор любителей духовной музыки. Готовили такие же концерты участники музыкального общества, актеры различных антреприз и даже администрация Александровской каторжной тюрьмы.

И Колчаку было понятно, что иркутяне в силу своей близости к месту военных действий и традиционной отзывчивости быстро и необычайно душевно откликнулись на военную трагедию. То есть как любая война, так и эта, нашла сочувствие в обществе.

* * *

В гостинице после вечернего чая Александр Васильевич вместе с Софьей Фёдоровной разыскали подписку «Иркутских губернских ведомостей» и с необычным пристрастием начали рассматривать каждый номер, пытаясь найти что-либо интересное и имеющее отношение к русско-японским событиям.[45]

О войне с Японией иркутяне узнали 29 января (ст. ст.) 1904 г., а 30 января, после Божественной литургии, в Казанском соборе в присутствии Его Превосходительства начальника губернии был зачитан высочайший манифест от 27 января 1904 г. о начале военных действий на Дальнем Востоке.

А в городе уже начались митинги, уличные демонстрации с криками «Ура!» и гимном «Боже, Царя храни!», гремели духовые и театральные оркестры… Ночью были расклеены объявления, приглашающие лиц, состоявших в запасе, явиться на сборные пункты. Наутро эту же мысль «Мобилизация началась!», но уже вполне официально, иркутянам объявили «Иркутские губернские ведомости», которые вскоре становятся главным информационным центром, где находили свое отражение все дальнейшие события.

Незамедлительной на начало военных действий была реакция городской Думы. В постановлении экстренного Совета сообщалось: «…просить повергнуть к стопам Его Императорского Величества чувство беспредельной верноподданнической любви и преданности и полную готовность принести на Алтарь Отечества свои жертвы и достояния на славу дорогой Родины и обожаемого монарха». Из бюджета города на мобилизацию было выделено 20 тыс. р.

Почти одними из первых «Иркутские губернские ведомости» решились написать о военных событиях на Востоке, ибо прошло уже полмесяца, город полнился разными слухами, а важных правительственных сообщений не было до сих пор. Вот тогда и появились в «Ведомостях» перепечатки из иностранных газет. Правда, сразу же с оговоркой, что пока все эти известия не подтверждены официальными сообщениями русского правительства. Однако рассказы очевидцев боев при Чемульпо (гибель «Варяга» и канонерской лодки «Кореец») и в Порт-Артуре буквально потрясли многих иркутян, заставив их серьезно отнестись к «событиям на Востоке» и поверить в то, что сегодняшняя жизнь в России – это уже война, а жить в военное время надо по-другому.

Прожив в Иркутске всего несколько дней, Колчак уже хорошо видел и ощущал, как эта жизнь сама по себе, и на первый взгляд совсем незаметно, входила в быт иркутян. Возможно, и поэтому, когда после торжественного молебна в Казанском соборе, где так убедительно прозвучали слова протоиерея Михаила Фивейского: «…пусть Отечество в каждом из нас встретит не только Пожарского, но и Минина», к концу дня большая соборная кружка была заполнена до краев пожертвованиями прихожан (111 р. 71 коп.).

* * *