Александра

Вот, то, что называется, свидетельские показания. Конечно, можно было бы речь изложить в общих чертах. Но ведь суд. Ему будут отвечать. Его будут, как он думает, третировать. Попробуем поэтому изложить его выступление пополнее, хоть и не полностью. Начал своё выступление партийный полуотказник с оправданий по поводу выступлений перед иностранными журналистами. В прежние годы, думаю, сам Ельцин за подобное отправлял бы смельчаков, если не в Сибирь, где сам находился, так подальше. Но теперь…

«Получаю письмо от Гостелерадио СССР с объяснением и просьбой, что в связи с конференцией им поручено координировать интервью иностранным телекомпаниям нашими руководителями, и они просят меня дать его ряду из них.

К этому времени таких просьб набралось пятнадцать. Я сказал первому заместителю председателя Гостелерадио СССР товарищу Кравченко, что смогу по времени дать только двум-трём, не больше. После этого следует от комитета телефонограмма, что определяются три телекомпании: Би-би-си, Си-би-эс, Эй-би-си. Ну, соответственно я назначил время и в своем кабинете дал интервью этим трём компаниям. Вопросы и ответы шли сразу. На некорректные вопросы, которые бы наносили какой-то ущерб нашему государству, партии, их престижу, я давал решительный отпор».

Видите, хорошие вы мои читатели, Ельцин заботился о престиже страны? Он знал, что всякое негативное выступление, а слова изгнанника из Политбюро могли расцениваться только с позиций негатива, являются ударом по престижу, но, говоря на конференции, полагал, что другие этого не поймут.

И он был-таки прав — многие не поняли тогда этой уловки, как, впрочем, и другие хитрости Ельцина.

«Далее были вопросы в отношении товарища Лигачёва. Я сказал, что имею единые точки зрения в стратегическом плане, по решениям съезда, по задачам перестройки и т. д. У нас есть с ним некоторые разные точки зрения в тактике перестройки, в вопросах социальной справедливости, стиля его работы.

Детали я не расшифровывал. Был и такой вопрос: «Считаете ли вы, что, будь на месте товарища Лигачёва какой-то другой человек, перестройка пошла бы быстрее?» Я ответил: «Да».

Ну, вот и добрались до сути, вот и удалось Ельцину куснуть своего главного на данном этапе противника. Осторожно, правда, с некоторыми реверансами относительно совпадения взглядов, но хапнул-таки зубами, утверждая, что главный тормоз перестройки — это Лигачёв.

«Затем меня вызвал товарищ Соломенцев, потребовал объяснений. Я высказал своё возмущение фактом вызова по такому вопросу и ответил устно на каждый заданный вопрос по интервью. Попытка поискать в Уставе мою вину не удалась. Считаю себя совершенно в этом невиновным. Плёнка с полной записью была нашим переводчиком передана товарищу Соломенцеву. Что дальше со мной будете делать, не знаю, но это очень напоминает тень недавнего, недалёкого прошлого. Перехожу к выступлению».