Как всегда, Александра нуждалась в действии для восстановления душевного спокойствия. Вот почему после двух месяцев томления в Паттерсоне она поспешила в Нью-Йорк, чтобы принять там участие в различных манифестациях и отыскать большевиков, в частности Бухарина, с которым она неизменно сходилась в фундаментальных вопросах. Они вместе проводили митинги, чтобы претворять в жизнь программу Циммервальда и, что еще важнее, убедить американцев хранить мир, потому как США как раз готовились вступить в войну. Александра издала яростную брошюру против войны, которую распространяла Партия американских социалистов и группы эмигрантов, активно действовавшие внутри нее. Но вместе с тем Коллонтай тревожилась за Россию, предчувствуя грядущие потрясения. Шляпников к тому времени уже вернулся на родину, шла подготовка к отмечанию женского дня. Александра решила, что ей следует вернуться. Как и в прошлый раз, путь был долог и труден и 28 февраля завершился в Норвегии.
Александра наконец возвратилась в Европу, откуда до России уже рукой подать, но к тому времени положение окончательно запуталось. Вести из России поступали необычайные, тревожные и волнующие. В женский день ожидались беспорядки, исход которых было трудно предвидеть. Что же следовало делать Коллонтай: остаться в Норвегии или отправиться в Петроград, где назревали решающие события?
Не покидать Норвегию было бы мудрым решением, поскольку Александра чувствовала себя обязанной быть благоразумной. Она бежала из России восемь лет тому назад, чтобы не попасть в руки полиции, и за эти восемь лет не стала более благонадежной в глазах властей ее родной страны. Ее сближение с Лениным, ее подстрекательские антивоенные публикации — все это способствовало тому, что Коллонтай стали считать угрозой монархии и ее военным усилиям. Таким образом, благоразумие диктовало ей остаться в Норвегии. К тому же этого желал и Ленин. Александра Коллонтай являлась для него ценным кадром в скандинавском мире, где ее знали и ценили. Она поддерживала связи с социалистами, прикладывала силы к тому, чтобы они примкнули к Ленину, тогда как сами по себе они охотнее склонялись к нейтралитету.
Но как оставаться вдали от Петрограда? С начала марта 1917 года приходившие оттуда известия описывали положение, невообразимое еще за несколько дней до их получения, а революционный пейзаж вырисовывался все отчетливее.
Собственно, в развитии политической ситуации по такому сценарию не было ничего неожиданного. Военное положение России ухудшалось, немецкие войска оккупировали обширные участки российской территории, что вызвало отток гражданского населения с этих земель во внутренние районы страны. Петроград наводнили беженцы, искавшие крышу над головой и пропитание, в результате снабжение столицы, и без того крайне сложное, нарушилось. Нараставшую дезорганизацию властные верхи встречали равнодушно. Следует помнить, что в тот период император постоянно находился в Ставке Верховного главнокомандующего, оставив бразды правления слабому правительству, а фактически императрице, которая ограждала себя от тревожных известий и всегда старалась успокоить императора, когда он обращался к ней с вопросами.
Чтобы понять русскую революцию, необходимо восстановить цепочку событий начиная с 21 февраля. В тот день столицу с самого раннего утра встревожили слухи, связанные с продовольственным снабжением, и это не удивительно. Продовольственные товары стали редкостью, их было трудно достать, а цены на них постоянно и стремительно росли.
Риск нехватки хлеба был особенно велик, поскольку муки для его выпечки имелось достаточно, а вот дрова отсутствовали. Пекари из опасения столкнуться с толпой, становившейся все более нервной и грозной (перед булочными выстраивались грандиозные очереди), порывались закрыть свои лавки. Разнесся слух о том, что выдача хлеба будет нормирована и с этой целью уже напечатаны карточки. Хлеб единственный из продовольственных товаров более или менее постоянно поступал в продажу, поэтому слух произвел мощный эффект.
С утра 21 февраля толпа, состоявшая преимущественно из женщин, отчаявшихся накормить своих детей, а также из рабочих, покинувших рабочие места, чтобы к ним присоединиться, громкими криками стала требовать открытия булочных. Вновь прибывавшие люди, шедшие нескончаемым потоком, выстраивались в длинные очереди, пытались занять в них лучшие места, и все это добавляло беспорядка в многочисленной и без того возбужденной толпе.