Александра - наказание Господне

До обеда они успели полюбоваться на английских чистокровных красавиц – рыжих, караковых и гнедых, но сейчас уже второй раз за этот день возвращались к загону с ахалтекинцами, или аргамаками, как называл своих скакунов хозяин – огромного роста татарин, утверждавший, что привез их из оазиса Ахал-Теке, где каждую лошадь вскормил отборным зерном и выпоил верблюжьим молоком. Около этого загона толкалось особенно много любопытных, но покупателей было маловато: аргамаки стоили дорого.

Купец не уставал нахваливать выносливость и резвость своих питомцев, на редкость стройных и красивых, рыжей, буланой, гнедой с золотистым отливом масти... Изящный изгиб высокой шеи, точеная небольшая голова, упругие мышцы перекатываются под тонкой кожей – даже в загоне аргамак устремлен вперед, навстречу ветру, навстречу свободе!

Иногда кони высоко задирали головы, словно силились поверх ограждения рассмотреть далекий горизонт. Ноздри их слегка подрагивали, будто вдыхали незабытый еще воздух горных пастбищ, аромат нагретых солнцем трав. Они нервно переступали тонкими ногами, и Кириллу казалось, что еще мгновение, и лошади взметнутся ввысь, распластаются в прыжке над оградой, над людской толпой и исчезнут в заветных, таинственных далях, где им так легко дышалось, где они бегали жеребятами и были счастливы...

Адашев отправился на ярмарку с единственной целью: купить нескольких чистокровных арабских кобыл, но почему его так растревожил и разволновал вид гордых ахалтекинцев, объяснений не находил.

В этот раз народ вокруг загона отсутствовал, и, подъехав ближе, друзья поняли причину. Все лошади были проданы, причем совсем недавно. Умиротворенный татарин в окружении приказчиков стоял в конце загона, и по его довольной улыбке легко угадывалось, что купец не остался внакладе, сделки совершены удачные и теперь он с легким сердцем будет готовиться к следующей ярмарке.

Князь с грустью оглядел опустевший загон, посмотрел на Павла. Тот весело улыбнулся в ответ:

– Не горюй, братец! Ты же все равно не собирался их покупать. А лошади, несомненно, попали в хорошие руки! Вряд ли кто за такие деньги осмелится купить аргамаков для пустых забав.

– Хотелось бы надеяться, но каюсь, Павлуша, я ведь подумывал – не купить ли мне хотя бы парочку! Больно они мне приглянулись, шельмы! Не приведи господь, если хозяин у них бестолковый человек! Может и испортить по глупости!

– Прекрати слюнявиться! – прервал его приятель. – Разве это последние лошади в нашей жизни? А вот некая очаровательная особа от тебя определенно сбежит! – Павел, привстав в стременах, посмотрел в сторону беседок, пестревших многоцветьем женских платьев и шляпок. – Смотри, кажется, я ее вижу! – Павел повернулся к Адашеву и с преувеличенной укоризной посмотрел на него. – Стоит она, подобно Пенелопе, у беседки и вздыхает: «О, милый Одиссей! Когда же ты согреешь мою душу и сердце!»

– Перестань! Во-первых, я ее предупредил, что ничего интересного она здесь не найдет. Скачки, сам знаешь, из-за грязи отменили, парад лошадей под проливным дождем тоже был не самым приятным зрелищем. Во-вторых, она непонятно почему решила на меня дуться: возможно, думает, что хляби небесные по моему приказу разверзлись. По крайней мере других поводов для недовольства я не вижу.

– А вот я догадываюсь, mon cher, peu sagace ami![21] Поводов ей как раз хватает! В свете вы давно уже числитесь женихом и невестой, но, насколько мне известно, ты так и не сделал ей предложения. А для женщины нет ничего страшнее неопределенности, помяни мое слово!

– Прежде всего мы с ней хорошие друзья. Она умная, красивая женщина, в жизни ей выпало много несчастий. Я ее уважаю и дорожу нашей дружбой. Но слухи о предстоящей свадьбе, намотай на свой ус, не имеют основания, и потому давай на эту тему более не говорить. – Князь сердито нахмурился и, хлестнув коня, вырвался вперед.

– Ну, ну! – едва слышно пробурчал ему вдогонку Верменич. – Тоже нашел себе подругу! Кроткая, как овечка, нежна, что голубица! Глаза бы мои не смотрели! – Павел в сердцах сплюнул под копыта своей лошади, пришпорил ее и, разбрызгивая грязь, поскакал за другом в направлении беседок, продолжая ворчать. – Хитрая дамочка, ну точно мой кот. Он ведь, Шалый, так же на сало жмурится, как баронесса на Кирюшку. Но учти, этот подлец сало не жрет, пожует-пожует да выплюнет. Как бы и нашего князя постепенно в кошачью жвачку не превратили! Чуешь, Шалый, чем тут пахнет?

Но Шалого, резвого молодого дончака, больше волновал мотавшийся впереди хвост княжеского жеребца Тамерлана. Верменич весело свистнул, дончак прибавил ходу, и они на полтора корпуса обошли соперников. Павел лихо осадил коня за десяток шагов от беседки баронессы, подкрутил опавший было ус и тихо пробормотал: