Александрия-2

– Прошу не давать мне титула, который мне не принадлежит! Прошу всех запомнить: теперь наш законный император – Николай Павлович!

Пакет из Таганрога от Дибича – о волнениях в южных полках, адресованный «Его Императорскому Величеству государю Константину I» он даже не стал распечатывать, а курьеру приказал немедленно скакать с ним в Петербург к Николаю.

Но новоиспеченному императору, попавшему в двусмысленное положение – вроде царь и не царь, в столице тоже приходилось несладко. Он в письмах умолял Константина приехать в Петербург и публично отказаться от престола на заседании Государственного совета. Для этого даже послал в Варшаву младшего брата Михаила. Но главнокомандующий Литовским корпусом оставался непреклонен.

– Я уже написал отречение. Поэтому оставьте меня в покое, – заявил он Михаилу Павловичу.

А может быть, он просто боялся, что его, как и отца, убьют восставшие гвардейцы?

Но когда все худо-бедно, не без кровопролития, правда, но устроилось, и Николай взошел-таки на престол, великий князь любил спрашивать своего адъютанта Михаила Лунина: чего же хотели восставшие?

Хитрый адъютант всегда рассказывал одну и ту же историю.

– Солдаты на Сенатской площади кричали: «Мы за Константина! Мы за конституцию!» А когда у них кто-то из толпы поинтересовался: а кто она такая, эта конституция, служивые, не задумываясь, ответили: «Известно кто. Жена Константина!»

На этом самом месте главнокомандующий Литовским корпусом начинал дико хохотать и непременно обращался к своей супруге:

– Представляете, дорогая, как русский народ вас величает? Моя любимая, моя ненаглядная Конституция!

Но вскоре в Варшаву из Петербурга пришли списки тех, кто так или иначе был связан с декабристами. В них великий князь увидел фамилию Лунина.

Его надлежало арестовать и отправить в столицу для дальнейшего ведения следствия.

Константин Павлович вначале отправил своего адъютанта на охоту поближе к австро-венгерской границе в надежде, что тот не вернется. Но через неделю Лунин явился в Бельведер с тушей убитого кабана.

Тогда великий князь решил поговорить со своим любимцем начистоту.

– Вот деньги, паспорт, – протянул он адъютанту большой конверт. – Пожалуйста, уезжайте на запад.

Весельчак и балагур поклонился великому князю, поблагодарил его за заботу, но отказался принять конверт.

– Извините, ваше высочество, но я не намерен предавать своих товарищей и готов разделить с ними печальную участь.

Романов еще какое-то время держал в руке пакет, не зная что с ним делать, потом вдруг резко швырнул его на стол и грустно сказал:

– Тогда прощайте, голубчик, и не поминайте меня лихом.

В тот же день арестантская карета увезла декабриста в Санкт-Петербург. Там его потом осудили и сослали в Сибирь.

Несмотря на многочисленные донесения о создании Военного союза и подготовке к восстанию главнокомандующий отмахивался от них. Он не верил, что поляки, которые его так любят, способны на черную неблагодарность. Он создал для Польши первоклассную армию, вооружил ее лучшим оружием, вымуштровал так, что его полки не стыдно было показать на любом параде. При нем жизнь на разоренной многочисленными войнами земле только начала налаживаться. И вдруг какое-то восстание. Наговоры это все, вымысел недоброжелателей. В таком тоне он писал в столицу императору Николаю. В его обожаемой Польше все спокойно.

Анонимные письма о заговоре он бросал в камин. А Бельведерский дворец по-прежнему охраняли всего два сторожа-инвалида, и массивные ворота замка на ночь даже не запирались.

У великого князя неожиданно заболел большой палец на ноге. За ночь он так распух и почернел, что на ногу невозможно было ступить. Впервые за шестнадцать лет жизни в Варшаве Константину Павловичу пришлось изменить свои планы. Он не поехал на развод постов на Саксонскую площадь. И в толпе народа еще напрасно прождали сорок молодых людей в длинных плащах, под которыми они прятали бомбы и пистолеты. Жертва спутала их планы.

Начальник варшавской полиции Любовидзский дожидался аудиенции в приемной великой князя уже третий час. За окнами смеркалось – в ноябре темнеет рано. Камердинер Фризе внес подсвечник с зажженными свечами. Потом, ни слова не говоря, бесшумно отворил дверь и как тень скользнул в кабинет.

Вскоре он вышел оттуда и тихо сказал:

– Его высочество по-прежнему спит. Ему нездоровится. Не лучше ли отложить ваш визит до завтрашнего утра?

Полицмейстер встал с дивана и ответил:

– Я бы с удовольствием так и сделал. Но мое дело не ждет, завтра может быть уже поздно. Вам придется разбудить великого князя. Иного выхода нет…

Он еще не закончил фразу, как снизу послышался какой-то шум.

– Я посмотрю, – сказал полицмейстер, остановив камердинера, и вышел в коридор.

Шум доносился с лестницы. Со стен падали картины в тяжелых рамах, звенели осколки разбитых древних ваз, а по ступеням, громыхая сапогами, со штыками наперевес неслись студенты в красных конфедератках.

– Спасайтесь, ваше высочество! Вас хотят убить! – крикнул изо всех сил полицмейстер и бросился бежать назад в приемную.