Александрия-2

– Я очень виноват перед тобой и отечеством, – тихо начал странник. – Мне нет прощения, и я готов понести любое, самое тяжкое, наказание. Ты правильно считаешь меня соучастником восстания декабристов и польской смуты. Я готов разделить участь этих людей.

– Виселица или каторга?

– Тебе решать.

Николай Павлович задумался, а потом поднял рюмку и произнес короткий тост:

– За твое здоровье, брат.

А потом спросил:

– А почему бы тебе не удалиться в монастырь и там замаливать свои грехи? Ты же ради этого оставил трон?

– Мои устремления сильно изменились с той поры, – честно признался Александр. – Бог всегда пребудет в моей душе, но монашеское послушание – не для меня. Все равно я был и останусь светским человеком, и грех гордыни мне вряд ли удастся в себе преодолеть. К тому же не забывай, что я уже отпет. Как ты представляешь себе монаха, душа которого отпета? Мне не нужно никакое богатство. Я готов к самой жалкой жизни. Роскоши материальной я предпочту богатство духа. Но все же я хотел бы жить в миру, среди людей.

Император внимательно выслушал доводы брата и решил его судьбу:

– Сибирь большая. В ней еще многим места хватит. Я организую так, что тебя сошлют на поселение.

– Спасибо, ваше величество. Ваша милость безгранична.

До Перми ехали в карете. Странника вызвался сопровождать великий князь Михаил Павлович. Всю дорогу он расспрашивал старшего брата о неведомых странах и народах и все не переставал удивляться диковинным обычаям.

– Как я завидую тебе, брат. Ты так много увидел на своем веку! – в сердцах воскликнул попутчик.

Своей эмоциональностью и вспыльчивостью он напоминал Александру Константина. Между младшими братьями – Николаем и Михаилом – была почти такая же разница в возрасте, как между старшими – Александром и Константином. Но разделяла эти две пары потомков Павла I целая пропасть – почти двадцать лет. Поэтому старшие братья никогда не воспринимали младших всерьез. Они больше годились им в сыновья, а не в братья, поэтому и общения между ними особого не было.

И только сейчас Александр понял, что его и Николая, ставших впоследствии императорами, при всей их непохожести объединяло нечто общее. Стремление быть первыми. А Константина и Михаила наоборот – желание всегда оставаться на вторых ролях. Каким верным другом был Константин Александру, такой же верной тенью был Михаил для Николая I.

У них было время, чтобы во всех деталях обговорить предстоящий план.

За месяц жизни в лавре Александр Павлович заметно похорошел. Исчезла болезненная худоба и вселенская усталость. На его здоровье благоприятно сказались возвращение на родину и тот радушный прием, который он встретил здесь. Да и пища в монастыре была гораздо лучше той, к какой он привык за последние годы своих скитаний.

Он предусмотрительно не взял с собой из Петербурга ничего, что могло бы изобличить его: ни каких-либо портретов, ни документов, ни фамильных драгоценностей. Дорогие его сердцу предметы он заранее передал Михаилу, договорившись, что тот перешлет их ему в Сибирь, когда он устроится на поселении. Даже денег у него не было. Карманы его холщовых штанов были пусты.

Было уже достаточно прохладно, особенно по вечерам. На Урале их встретила настоящая осень. Листья на березах пожелтели. Шли затяжные дожди. Поэтому карета на последнем отрезке пути двигалась очень медленно, часто застревая в дорожной грязи.

– Все, брат. Спасибо тебе, что проводил меня. Но дальше я должен идти сам, – сказал странник великому князю, когда они приехали в Пермь.

– Но отчего же! – возмутился Михаил. – Мне совсем не трудно. Напротив, очень приятно твое общество. Давай хоть до Екатеринбурга доедем вместе. Меньше придется идти по этапу в арестантской партии.

– Нет. Мы расстанемся здесь, – настоял на своем Александр. – Лучше подыщи мне хорошего коня. Да такого, чтобы каждому встречному бросался в глаза.

Инспекция полицейских постов, которую провел напоследок бывший император, удалась на славу. Двести верст проскакал он на своей красивой лошади, но ни один жандарм не спросил у него документов. На окраине города Красноуфимска, когда ему это мероприятие основательно надоело, он остановился у кузницы и попросил подковать его лошадь.

Одет он был просто, в обыкновенный крестьянский кафтан, зато лошадь у него была знатная, орловской породы, и стоила целое состояние.

Кузнец поинтересовался: откуда он и куда путь держит, но всадник ничего вразумительного не ответил. Тем временем возле кузницы стал собираться народ, и некоторые особо бдительные сограждане наконец-то заподозрили, что дело нечисто. Крестьянский наряд никак не сочетался с благородными манерами незнакомца. Староста из близлежащей деревни поинтересовался его документами. Но никаких бумаг при нем не оказалось.

– К полицмейстеру его. Он разберется, – выкрикнул один кучер. – Видать, конокрад. У него такая лошадь, а паспорту нету.

Почуяв развлечение в тусклой провинциальной жизни, толпа одобрительно загудела и потащила таинственного деда в полицейский участок. Однако тот ничуть не сопротивлялся, а шел в участок сам и даже улыбался при этом.