Александрийская гемма

За нарушение обета папа Целестин Третий наложил на рыцаря епитимью и обязал его построить обитель в честь богородицы, чьи инициалы A. M. D. доблестные крестоносцы писали на иссеченных сарацинскими саблями щитах. Монастырь, построенный к 1193 году, украсил собой возвышенное лесистое плоскогорье и скоро оброс хозяйственными помещениями и всяческими пристройками. Первый его настоятель — Ян — собрал вокруг себя монахов из первого в Чехии братства премонстранцев, что осело на Страгове. Позднее Грозната и сам, вложив в ножны меч воина-пограничника, принял иноческий обет. К такому решению склонил его на аудиенции в Риме новый понтифик Иннокентий Третий. Вместе с волосами Грознаты, срезанными ножницами монастырского цирюльника, к премонстранскому братству отошли все земли, переданные в ленное право Грознате за верную службу богемским князьям. Неудивительно поэтому, что столь богатый и знатный сеньор, искупивший к тому же свои прегрешения, удостоился сана настоятеля.

Объезжая как-то монастырские владения близ древнего города Хеба, он попал в руки разбойников — рыцарей, которые, рискуя вечной жизнью, потребовали с монахов огромный выкуп. Грозната, если верить легенде, отверг предложение и, щадя монастырскую казну, предпочел принять голодную смерть в башне безвестного замка, затерянного в пограничных лесах.

За многочисленные заслуги и мученический венец неудавшийся госпитальер был причислен к лику блаженных. Новый аббат, не постояв за ценой, выкупил и похоронил бренное тело отца-основателя в монастырском костеле Благовещения богородицы. Заложенный еще при Грознате и завершенный в 1232 году, он дожил до наших дней, невзирая на бурную историю и многочисленные перестройки. В ясную погоду его шпили и выкрашенная в традиционный для этих мест желтый цвет колокольня различимы за многие-многие километры.

Не найдя смотрительницу, которая еще с утра отправилась в монастырь, чтобы протопить для советского гостя читальный зал, Соучек привел с собой работника, в чьем ведении находились вопросы культуры.

— Добрый день, товарищ, — поздоровался он по-русски и назвал себя: — Йозеф Гаек. Вы уже бывали в наших краях?

— Я впервые в Чехословакии.

— Может, желаете ознакомиться с городскими архивами?

— Разве что после монастырской библиотеки, — просительно улыбнулся Юрий Анатольевич. — Если время останется.

— Соудруг Березовский — списователnote 23, — шепнул Гаеку капитан Соучек и перечислил названия переведенных на чешский язык книг.

— Ах так! — Гаек всем своим видом показал, что польщен знакомством со знаменитостью, и предупредительно распахнул дверцу машины.

— О ваших книжных сокровищах идет добрая слава, — счел нужным ответить на радушие Березовский. — Можно лишь удивляться, как вам удалось сохранить столько ценнейших памятников.

— Очень приятно это слышать, хотя, если сказать честно, по-настоящему руки до них так и не дошли. Не хватает квалифицированных кадров. Несмотря на все передряги, у нас сохранилось великое множество всяческих дворцов, замков и монастырей. Требуются значительные средства, чтобы поддерживать все это в приличном состоянии.

— Тепла особенно хороша, — с полной убежденностью заметил Березовский.

— Вы еще не видели остальных! Карлштейн, Кривоклят, Конопиште, Фридлант… Но в известном смысле Тепла действительно стоит особняком. Войны и прочие бедствия как-то обошли городок стороной… Вплоть до конца 1951 года здесь находился действующий монастырь, поэтому почти все сохранилось, как было. О нас мало кто знает. Музей работает лишь в летний сезон. В другое время посетителей практически не бывает. Дорога тоже оставляет желать лучшего…

Как бы в подтверждение этих слов «Татра» съехала на мощеный, основательно разъезженный тракт, и ее немилосердно затрясло на выбоинах. По обеим сторонам чернели лохматые ветлы. На прутьях, торчащих из их жилистых узловатых сплетений, трепетали последние листья. Судя по всему, над открытой ветрам возвышенностью пронесся ураган. То там, то здесь виднелись участки поваленного леса. Вывороченные с корнем деревья трагически простирали усохшие сучья в белесое небо. Сквозь частокол придорожных стволов мелькали накренившиеся телеграфные столбы, растрепанные стога посреди пустующего поля, хаотические нагромождения серого камня.

Березовский живо представил себе разболтанную колымагу, раздираемую молниями ночь и одинокую фигурку в капюшоне, склонившуюся перед дорожным распятием. Секут согбенную спину струи дождя, тоскливо завывает ветер, дрожит каждой жилкой усталая заезженная лошадка, заслышав в промежутках между громовыми раскатами волчий вой.