Продолжение. См. «Огонек» №№ 1—11.
Глава двадцать первая
ТЕМНАЯ НАБЕРЕЖНАЯ
В небесах, как это все чаще случалось в последние годы, что-то окончательно разладилось. Вечерок выдался на редкость безветренный, теплый. После мимолетного дождика, ласкового, как в мае, стало еще теплее, и явственно запахло робким цветением.
Волшебно преображенные улицы были прекрасны, как тропические реки. Призывно и нежно вспыхивали в таинственных мокрых глубинах разноцветные огни, и, словно колеблемые зыбью, дрожали и множились золотистые змейки.
Не знав, чем себя занять, Люсин вышел не улицу. Оставаться в четырех стенах было невмочь. Еще издали примечая каждую телефонную будку, он влился в подхвативший его поток и, безотчетно ускорив шаг, понесся по направлению к Садовому кольцу. Остановился лишь на Смоленской площади возле киоска с пепси-колой. Щекочущая пена приятно охладила гортань, но он оставил бутылочку недопитой. Мешало волнение, беспокойно теснившее грудь.
Потерпев поражение в борьбе с самим собой, а может быть, одержав победу, решился наконец позвонить Наташе.
— Простите, но это я, — торопливо выпалил он, точно боялся, что она сразу же повесит трубку. — Больше вам не придется пугаться меня, ожидая плохого. Оно случилось, Наташа, и, как мне ни горько, я хочу, чтобы вы узнали все от меня. — И умолк, слыша, как отдается дыхание в настороженной пустоте. Слова были продуманные и заряженные внутренней энергией, словно горячая «двушка», которую он чуть не час продержал в кулаке, прежде чем сунуть в щель автомате.
— Где вы сейчас? — отчетливо прозвучал ее голос, соединив разделенные бездной материки.
— В двух шагах от вашего дома.
— Тогда заходите. Сейчас я объясню вам, как нас скорее найти.
— Может, лучше на улице? Если вы, конечно, не против.
— Ладно, — с вялым безразличием согласилась она.
— Тогда жду вас на том же месте! — задохнулся он от невыразимого облегчения. — Я буду там через две с половиной минуты.
— Надо же, какая точность…
Обменявшись молчаливым рукопожатием, они, не сговариваясь, направились в сторону Ленинских гор. Люсину казалось, что с ним уже было однажды такое: темная набережная, тени встречных прохожих, одиноко сгущающиеся у фонарных столбов, плавное ненарушаемое течение без всяких переходов и поворотов. Люсин молчал, благодарно ощущая, как тает горечь неутоленного одиночества, размываемого всепоглощающей жарком волной. Ему даже казалось, что слова могут лишь помешать столь неожиданно установившемуся совершенно удивительному общению душ, которое, если бывает между людьми, то только во сне.
— Расскажите, как это случилось, — мягко напомнила Наташа, напрочь развеяв иллюзию.
— Да-да. — Внутренне вздрогнув, он очнулся и, опуская натуралистические детали, коротко изложил основные события вчерашнего дня, уже затуманенного в сознании душным беспамятством ночи.
Наташа выслушала, ни разу не перебив. Незаметно сжившись с гнетущим ожиданием неминучей беды, она, в сущности, не узнала теперь ничего нового. Запоздавшая весть оказалась даже в чем-то успокоительной для переболевшего сердца. В ней была та извечная определенность, перед котором смиряется человеческий разум.
— Ужасно, — уронила под конец Наталья Андриановна, коря себя за бесчувственность. — Как вы считаете, когда можно будет организовать похороны? — Ей стоило усилия переключиться на мысль о предстоящих хлопотах. — Нужно же как следует подготовиться…
— Если позволите, мы решим организационные вопросы с вашим начальством. С Людмилой Георгиевной я уже говорил. — Собравшись с духом, он взял ее под руку.
— Но вам-то зачем? — искренне удивилась Наташа.