…После занятий капитан Ромашкевич объявил, что, во-первых, каток, залитый перед Корпусом, уже совершенно готов и можно будет бегать на коньках; во-вторых, замерзли достаточно озёра в императорском парке. Как всегда, там тоже откроют большой каток, с оркестром, музыкой, и «хорошо успевающие гг. кадеты» смогут получить специальный отпускной билет. На открытие Государева катка явятся также гимназистки-«тальминовки» и гимназисты городского училища. Гг. кадетам не возбранялось учинить знакомства с «подходящим по возрасту классом» из заведения г-жи Тальминовой, ибо совсем уже близок был Рождественский бал в Корпусе, на каковой гг. кадеты допускались лишь при наличии пары.
При этом требовалось отобрать «изрядно владеющих коньком кадет», ибо, как выяснилось, александровца традиционно уже открывали общее катание в парах вместе с «тальминовками» под какой-нибудь бравурный марш. Дело было серьёзное, опозориться нельзя!.. Петя Ниткин закатил глаза и, едва их распустили, заявил Феде, что на подобные «глупости» тратить время не собирается. Впрочем, он и на коньках кататься не так, что очень, так что «прокат» его с тальминовками исключался.
«И очень хорошо», вдруг подумал Федя. А потом подумал ещё и…
И, взяв чистый лист писчей бумаги с надпечатанным сверху гербом Корпуса, поставил перед собой чернильницу, выбрал самонаилучшее, расписанное перо, не сажавшее клякс, положил рядом промокашку. И вывел, медленно, «с овальными закруглениями и пламевидными линиями переменной величины»:
«
Подумал чуток и прибавил:
«
Дальше уже требовалось писать
Петя бросал на друга заинтересованные взоры, и даже только что поступивший «
В общем, спустя всего лишь полтора часа танталовых мук, уже после отбоя, пересидев даже железного в этом деле Петю, Федя смотрел на несколько строчек, изобиловавших оборотами вроде «не благоугодно ли Вам» да «не соблаговолите ли Вы».
В конце концов, будучи в полном отчаянии, Федор махнул рукой, мол, пропадай моя телега, все четыре колеса, запечатал письмо в конверт, надписал адрес и сверху, от усталости едва не посадил кляксу, приклеил марку вверх ногами, хорошо, что вовремя спохватился — и упал спать мертвецким сном, так, словно одолел в марш-броске два десятка вёрст единым духом.
Наутро письмо отправилось в руки m-mle Шульц, опять явившейся на раннюю поверку. Это оживило память о насмешках шестой роты; другие кадеты, похоже, тоже вспомнили и теперь озабоченно шептались, пока не в строю, но Феде Солонову было не до того.
Никогда ещё он не звал ни одну девочку на каток. Эх, да чего там, никогда и не катался вот так, с девочкой, чтобы парой. С приятелями, конечно, гоняли, причём с форсом, «голландским шагом»; жаль только, что зима в Елисаветинске была короткой и теплой, и каток держался самое больше с Рождества до Сырной седьмицы.
Здесь же, на севере, лёд вставал крепко, надолго.
Уроки в тот день казались сущим мученьем. Даже Ирина Ивановна смотрела на Федю неодобрительно, а зловредный Кантор потащил к доске решать задачу «на построение»; Федя запутался в углах и отрезках, после чего со стыдом отправлен был на место с тремя баллами (из двенадцати) — всё-таки он сумел хоть что-то ответить; зато на несчастном Воротникове раздражённый Иоганн Иоганныч отыгрался как следует, влепив бедолаге совершенно незаслуженный кол.
В довершении всех бед Феде досталось и от Двух Мишеней. Ну, как досталось — Константин Сергеевич остановил кадета Солонова перед вечерней поверкой.
— Ваше высокоблагородие, кадет Солонов по вашему приказанию прибыл!
— Вольно, кадет, — подполковник смотрел строго. — Помнится, в самый первый день поручил я кадета Ниткина вашему попечительству. Верно?
— Так точно, верно! — Федор что было сил «ел глазами начальство».
— Кое-чему кадет Ниткин выучился. В строю стоит теперь не аки квашня с тестом. Честь отдаёт не без лихости, молодцеватость появилась. За то, кадет Солонов, хвалю. Однако вот на пробежке последней кадет Ниткин, увы, отстал безнадёжно, если бы не госпожа Шульц, так вообще пришлось бы оставлять с ним провожатого. И на гимнастике товарищ ваш — в самом конце, ну, разве что Маркин-второй ещё такой же, — Две Мишени вздохнул. — Так дело не пойдёт, кадет Солонов. Понимаете ли вы, что сосед ваш и друг, кадет Ниткин Пётр не выдержит годовых испытаний весной? Что его не допустят к летним учениям, к сбор-походу и маневрам, а это означает исключение из Корпуса? Хотите ли вы этого, кадет Солонов?
Федя изо всех сил замотал головой.
— Никак нет, господин полковник!