На улицах уже стемнело, зажглись электрические фонари — «русский свет», как называл его государь. Федя окольными путями и дворами пробрался к себе, на Николаевскую; окна их квартиры ярко освещены.
Сердце бравого кадета забилось. Ведь сейчас запросто можно было наскочить на дворника или даже городового; однако всё прошло благополучно, под сеющим снежком Федя быстро перебежал их двор, нырнув в двери черного хода.
Не чуя ног, на цыпочках, чтобы не топать. взбежал по лестнице.
Остановился на их площадке, перевёл дух. Господи, Господи, хоть бы ей удалось!..
И он осторожно потянул на себя ручку.
Петли папа всегда смазывал самолично — он не терпел скрипа; дверь отворилась совершенно бесшумно.
Федя услыхал их рояль, шум голосов; в тот же миг Лизина рука вцепилась ему в рукав, потащила внутрь.
— Скорее! — прошипела заговорщица. — Скорее, меня сейчас домой на извозчике отправят!..
Федя не заставил просить себя дважды.
Чёрный ход вёл в небольшую прихожую, откуда длинный коридор шёл через всю квартиру к парадный дверям, слева была кухня и ванна, справа же — огромный стенной шкап с антресолями, куда летом сложили зимнюю одежду. Теперь эта одежда перекочевала на вешалки, шкап опустел и Федя, недолго думая, нырнул туда.
Лиза мигом захлопнула дверцу.
Стало темно, хоть глаз коли; однако тот кадет не кадет, что не обследует все до последнего уголки родного дома. Федя отлично знал, что в шкапу имеется нечто вроде ступеньки, на которой и под которой стояла тёплая обувь; сейчас эта полка пустовала, но на ней можно было усесться.
Пальцы нащупали какие-то вещи рядом. Ага… молодец Лизавета, и впрямь всё сделала. Электрический фонарик, фляжка с водой, краюха хлеба, пустой стакан — стакан был совершенно необходим, потому что именно здесь, за стенкой шкапа, была гостиная, или зала, соединённая широкими двустворчатыми дверьми со столовой.
Там, за стеной, вовсю бубнили голоса; кто-то наигрывал на рояле «Чижика-пыжика».
— Валериан! — услыхал Федя пронизительно-капризный голос Лизы. — Там извозчик приехал!
Соратница по заговору передавала сигнал, что сейчас покинет квартиру Солоновых и отправится домой. «Ну, а ещё это будет значить — «удачи!»»
— Сейчас я тебя провожу! — раздалось недовольное. Ну точно, кузен Валериан, метящий в его, Фёдора, не то «дядюшки», не то «старшие братья» — от волнения Федя аж забыл, в кого именно.
Раздались шаги, потом громко — опять же, нарочито-громко хлопнула парадная дверь. Лизу увели.
Да, признавал Федор, может, и впрямь была прабабка Лизаветы первой на всю Русь гадалкой, и сама великая Императрикс Елисавета посылала за ней гадать на судьбу. Это ведь она, Лиза Корабельникова, придумала, что она станет дома ныть, хныкать, капризничать, говорить, что ей скучно и чтобы её непременно взяли бы тоже на танцевальный вечер к Солоновым. «А тебя точно возьмут?» — удивился Федор при обсуждении плана, но Лиза только закатила глаза и злоехидно ухмыльнулась. «Ты ещё не знаешь, как я капризничать умею!..» — «А потом?» — «А потом меня, конечно, отправят домой. Но я успею там всем надоесть хуже горькой редьки. И подготовлю для тебя, если ты со шкапом ничего не напутал» — «Да ничего я не напутал!..»
Он действительно не напутал. В суматохе Лиза должна была оставить в шкапу необходимые припасы, а потом, в назначенное время, аккуратно отпереть чёрный ход квартиры. Двери там были двойными, но замок — только на внешней.
И так оно всё и случилось. Чёрный ход был уже заперт, притворно (а, может, и нет) надутая Лиза ехала домой, а в доме Солоновых начиналась, как догадывался Фёдор,
Тут, правда, возникла некоторая трудность — а что, если Вера с Валерианом станут говорить где-то в другом месте, совсем не в гостиной? Скажем, в столовой, или вообще в их с Надей комнате? Это они с Лизой продумать как-то не успели. Так что оставалось лишь понадеяться на удачу, подобно капитану «Кракена» в битве с тремя королевскими фрегатами.
Вновь хлопнула входная дверь, раздались быстрые шаги — легкие, совсем не как у мужчины — и голос сестры Веры быстро сказал:
— Отправил, Валериан?
— Отправил, — буркнул тот. — Что за несносная девчонка, просто наказание Господне!
— Ну, не будь так суров, — заметила Вера. — Конечно, ей интересны танцы, вечеринки… они, может, уже в фанты на поцелуи там играют!
Федя аж вздрогнул. Нет-нет-нет! Этого не может быть, потому что не может быть никогда! Какие-такие «фанты»?! Какие такие поцелуи?! И вообще, откуда у Веры (которая, конечно, та ещё язва и ехидна) этот странный тон, с которым она говорит о поцелуях?! Ой-ой-ой, так, значит, это правда? Она ж, небось, с этим кузнечиком-Валерианом как раз и целуется! И в фанты на поцелуи играет!..
Тут Феде стало очень-очень стыдно. Щёки запылали, словно бока у голландской печи.
— Какие фанты, Вера, ну что ты? Лиза ещё совсем ребёнок, страшно избалованный, но невинный ребёнок. Ей же вон, просто важно было, чтобы её «взяли» б сюда…
Хм, подумал Федя, а тут я с кузеном даже в чём-то и согласен. Лиза ни с кем не целуется!