Александровскiе кадеты. Смута (СИ)

— Да кто ж они такие? — немилосердно допытывался Ниткин, хотя Илье Андреевичу явно было очень трудно говорить.

И тут Федя Солонов решился.

— Мы там были, Илья Андреевич…

— Там… где «там», Федя?

— У… у вас дома, Илья Андреевич.

Петя Ниткин делал страшное лицо и пинал Федину лодыжку, но остановить друга уже не мог.

— В городе Ленинграде. В тысяча девятьсот семьдесят втором году.

Глаза Положинцева широко раскрылись.

— Федя… дорогой… что ты говоришь?..

— Чистую правду, Илья Андреевич, — вмешался Ниткин. — И я там был тоже, и Константин Сергеевич с Ириной Ивановной…

Илья Андреевич беспокойно пошевелился, но непохоже было, чтобы от узнавания.

— Господа кадеты… я… не понимаю вас… наверное, моя рана…

— Вам нет нужды от нас скрываться, Илья Андреевич! — со всей убедительностью, на какую был способен, выдохнул Федя. — В подвале корпуса вы поставили машину для переноса меж временными потоками. Когда в корпус ворвались… эти… ну, инсургенты — мы, я то есть, Ирина Ивановна, Две Ми… то есть господил подполковник, Петя и ещё Костя Нифонтов — мы все оказались случайно рядом с той машиной, а она работала. И потом стало темно-темно, а ещё потом…

— А потом мы оказались в Ленинграде, — не утерпев, перебил друга Петя. — Май 1972-го года. Вы ведь оттуда, да, Илья Андреевич? Профессора Онуфриева знаете? И господина Никанорова?

У Ильи Андреевича Положинцева изумлённо открылся рот.

— Дети… — прошептал он. — Мальчики… я, должно быть, брежу… Мне всё это чудится…

— Не чудится, — строго сказал Ниткин. — И вы не бредите, господин наставник. Вы пришли к нам оттуда, заняли место учителя физики. Что было нетрудно — я посмотрел чуть-чуть, ого-го куда наука продвинулась! Испытание помните? Формулу, что я на доске вывел? Увлёкся я, вот ведь какая история… формулу Шредингера написал, а её в нашем-то потоке ещё не вывели!.. Вы тогда ещё экзамен свернули быстро и мне «особое мнение» записали…

Илья Андреевич только мелко тряс головой.

— Боже, Боже… или с ума сошли вы оба, или с ума сошёл я… или у меня предсмертный бред… позвите… врача… и священника… не хочу уйти… вот просто так, без исповеди, без причастия…

— Илья Андреевич!..

Но тот уже отворачивался от них, что-то бормотал неразборчивое; на губах пузырилась слюна.

Федор спохватился первым, ладонью хлопнул по кнопке электрического звонка.

Вбежала сперва пара — дежурные фельдшер с санитаром, следом подоспел и доктор. Илье Андреевичу быстро сделали какой-то укол, затем ещё один, и он словно забылся, задышал спокойнее; господ же кадет немедля из палаты выставили, безо всяких сантиментов.

Возвращались к Пете Ниткину они на трамвае — сперва по Литейному до Невского, потом, на подошедшей «пятерке» — мимо Гостиного двора и городской думы, до самой Дворцовой. Чуть не проехали, потому что всю дорогу горячо спорили.

Феде казалось, что Илья Андреевич и в самом деле ничего не понял, страшно изумился, и это говорит, что он самый обычный человек из их собственного времени, а никакой не «попаданец»; Петя не соглашался, полагая, что их учитель действовал «по инструкции», которая ни при каких обстоятельствах не позволяет ему раскрывать своё истинное происхождение. По мнению Пети, рана и нездоровье служили лишь прикрытием — потому что ну кто же ещё мог построить такую машину в корпусе, кроме как Илья Андреевич?

Аргументы эти были Федору давно знакомы и сейчас он лишь горько жалел, что не спросил у профессора Онуфриева насчёт их учителя физики.

Наконец они оба устали препираться; Петя кашлянул, переводя дух и первым предложил поговорить «о чём-то более полезном».

«Более полезным» представлялись эс-деки.

Федор согласился. И, когда они уже подходили к подъезду Петиного дома, и дворник в белом фартуке, с начищенной до блеска медной бляхой почтительно поклонился «молодому барину» (то есть Пете), Феде вдруг пришла в голову новая идея.

— Вера должна предложить покушение, — вдруг сказал он, когда они с Петей поднимались по ковровой дорожке, покрывавшей ступени парадной лестницы. — Используя подземелья корпуса. Пусть сошлётся на нас. Мол, у меня брат там учится, всё облазал, всё знает, мне всё рассказал.

Петя сосредоточенно молчал, покусывая нижнюю губу — как показалось Федору, чуть ли не с досадой, что не он предложил такое.

А потом просиял и чуть не кинулся Федору на шею, ну точно девчонка.

— Федя! Ты гений, Федя! Я всегда это знал!

Федор покраснел. А Петя нёсся на всех парусах, тотчас принявшись развивать подхваченную идею:

— Пусть она просто предложит. Этого уже будет достаточно — как эта компания отнесётся, уже многое можно будет понять! А если они согласятся… вот тогда, Федь, можно и в Охранное отделение бежать!

Друг был совершенно прав.

— Сам придумал? — с оттенком зависти спросил Петя, когда они, наконец отпущенные тётей Арабеллой и Петиной мамой, укрылись наконец в библиотеке.

Пришлось признаться, что нет.

— Это в «Кракене» было, Петь. Капитан…

— Неважно, — Петя поднял руку. — Я же тоже читал… — он покраснел. — Ну, потому что Зина… С Зиной обсудить… — тут Петя совсем смутился. — Но главное, что ты вспомнил, когда надо было, а я нет!