Александровскiе кадеты. Смута (СИ)

— Ты же сам видел, помнишь, что прошлы раз вышло. Всех отпустили.

— Йоську-то с Валерианом уже нет. Значит, могут!

— Не отпустили, но и дело буксует. Варвара Аполлоновна землю роет, скоро до центра Земли доберётся. Сенаторов в покое не оставляет, знакомым членам Синода пишет, видным промышленникам… вот Валериан и сидит себе в ДПЗ, но сидит как король — посылки, передачи, отдельная камера, особое отношение…

— Но предупредить всё равно надо!

— Надо. Но как?

Тут Федору пришлось, как говорят в арабских сказках, «поставить скакунов своего красноречия в конюшни сдержанности». Йоська сидит, но сколько ещё таких йосек найдётся у эс-деков в запасе? А вычислить Веру они сумеют, тут он не сомневался.

Нет, действовать надлежало самим.

…А теперь, когда, словно перст судьбы, появились Игорёк с Юлькой, действовать можно было куда свободнее. Два человека, не связанные «испытаниями» в корпусе могут многое. Разумеется, при должном к тому руководстве.

Разумеется, Вере Федя ничего не сказал — откуда появились его новые приятели. Объяснил просто — мол, дальние родственники учительницы, из мхом заросшей провинции, но «текущий момент понимают правильно». Вера сперва изумлялась, но потом, сходив в гости в Ирине Ивановне, согласилась.

— Но странноваты они, конечно, — говорила она потом Феде, прежде чем расстаться в главном вестибюле корпуса. — Словно… словно… — она досадливо прищёлкнула пальцами, не в силах подобрать слово, что Веру, круглую отличницу и эрудита, всегда неимоверно злило.

— Словно нездешние они? — подсказал Федя.

— Да. Именно «нездешние».

— Провинция, — пожал плечами бравый кадет. — У них родители умерли… совсем рано. Какая-то тётка растила… так, примерно, как лопухи во дворе… Вот теперь Ирина Ивановна за них взялась, а то даже писали с жуткими ошибками…

— Ирина Ивановна может, — согласилась Вера. — Настоящий учитель. От Бога, как говорится.

— А они надёжные?

— Надёжнее меня! — заверил Федя, хотя насчёт Юльки у него оставались кое-какие сомнения.

— Тогда слушай…

Юлька ехала на трамвае. Нет, дивно было не то, что «на трамвае», да и сам вагон не очень сильно отличался от старых, что ещё во множестве ходили по улицам её родного Ленинграда, и которые бабушка Мария Владимировна именовала почему-то «американками». Дивно было то, что на дворе стоял 1909-ый год, город именовался Санкт-Петербург и Юлька с Игорьком ехали делать всё, чтобы он таковым бы и остался — вместо «города Ленина» и «трёх революций».

Тут, конечно, были непривычны билеты — они стоили по-разному в зависимости от продолжительности поездки и кондуктор отрывал сразу несколько разноцветных квитков.

От Балтийского вокзала на 19-ом маршруте до Московского — то есть до Николаевского, поправила себя Юлька. И площадь там не Восстания, а Знаменская. А на месте круглого вестибюля метро стоит небольшая церковь, красивая и очень аккуратная; трамваи огибают небольшой скверик в середине, расходясь кто куда — на Лиговку, на Невский или же на ту его часть, что Юлька привыкла звать Староневским.

— Не расслабляйся! — сердито прошипел в ухо Игорёк, когда Юлька опять загляделась на городового в парадном мундире, прохаживавшегося у главного входа на вокзал.

И Игорь и Юлька были в гимназической форме — сейчас всюду шли годовые экзамены, не только в Александровском корпусе и вопросов их вид ни у кого не вызывал. И, конечно, «простоволосой» Юлька уже не ходила — Ирина Ивановна вручила элегантную (и очень Юльке понравившуюся) шляпку вкупе со скромными серыми перчатками.

Это действительно многое меняло. На гимназическое платье народ взирал с уважением, и Юлька себя ощущала как-то по-иному. Казалось бы, такие пустяки — шляпка, перчатки — а вот чувствуешь себя не девчонкой, а «молодой барышней», к которой даже строгий околоточный отнесётся с почтением.

Они с Игорьком углубились в кварталы Рождественских улиц (которых Юлька привыкла называть «Советскими», и ей опять пришлось всё время себя одёргивать).

Здесь им пришлось петлять. Свернули во двор, пробежали мимо до боли знакомых светло-желтоватых стен, темных окон с коричневыми ящиками-«ледниками» снаружи, нашли нужную дверь, что вела на лестничную площадку другого дома, выходившего уже на следующую Рождественскую, не пятую, но шестую — по мнению Юльки эти шпионские игры были никому не нужны, их с Игорьком тут никто не знал и никто ни в чём не мог заподозрить; но Игорёк, похоже, наслаждался каждым мигом и Юлька не протестовала.

С Шестой Рождественской опять нырнули во двор, и на сей раз остановились.

— Отпирай! Я прикрою!

Узкая-преузкая (кошка едва пролезет) дверь больше походила на створку стенного шкафа и заперта была большим висячим замком. Именно этот замок требовалось открыть, сразу же запереть снова снаружи (почему и требовалось двое для этой миссии), после чего обойти вокруг квартала и встретить Игорька с другой стороны — пока он выносил сумку, полную революционных листовок.