— И чего только не выдумают, чтобы отвести подозрения, — покачала головой товарищ Шульц. — Лев Давидович, ну вы сами посудите — была б я, не знаю, шпионкой или изменившим военспецом, хотя формально я и не «военспец» — так неужто я б спала себе спокойно в своей постели, а до этого — как говорят в народе, устраивала бы постирушки? Да меня б давным-давно бы и след простыл!
Троцкий молчал, переводя взгляд с Сиверса на Ирину Ивановну и обратно. А потом вдруг резко бросил:
— Арестовать. Обоих. Бешанов, головой ответишь, чтобы ни один волос с них не упал бы!..
Бешанов резко схватился за кобуру.
Сиверс закричал вдруг, тоненько, словно заяц, настигнутый хищником. Ирина Ивановна лишь пожала плечами.
— Воля ваша, товарищ нарком…
— Воля моя, а в ЧК разберемся, — оборвал её Троцкий. — Увести! Якир!
— Я!
— Принимайте фронт. Вызывайте Егорова, нечего ему в Купянске делать. И, как я сказал, готовьте приказы о самой полной, самой всеобщей, тотальной мобилизации пролетариата!.. А я займусь посланием в ЦК…
Петербург. Смольный. 29 июня 1915 года.
Владимир Ильич Ульянов, занимавший должности Председателя Совета Народных Комиссаров (первый заместитель и нарком по военным и морским делам — тов.Троцкий) терпеть не мог запаха табака.
И собравшиеся вокруг длинного стола люди — ЦК партии большевиков, попутно почти в полном составе являвшийся и народными комиссарами того или иного — не притрагивались к портсигарам, даже Иосиф Виссарионович Джугашвили, сунувший в рот по привычке чубук пустой трубки.
— Положение, товарищи, а
Брусилов, бывший генерал, а ныне — формальный главковерх Красной Армии, осторожно откашлялся.
— Товарищ Ульянов… Владимир Ильич… Белые просто не могут наступать разом по всем названным направлениям, у них нет для этого сил. Самое большее — могут двинуться на Харьков и на Курск-Орёл, даже Царицын весьма сомнителен, ну, а Тамбов с Саратовым — и совершенно невозможно.
— Вот командование ваше тоже думало, что конт
Председатель СНК сделал эффектную паузу. Всё-таки привычки помощника присяжного поверенного — они очень въедливы.
— Мобилизация, това
— Мировая революция несколько запаздывает, — подал голос бледный Дзержинский, сидевший с карандашом и большим блокнотом.
— Надо использовать наши связи с немцами, това
— Пять армейских корпусов, товарищ Ульянов. Десять пехотных дивизий, пять кавбригад и столько же артиллерийских. Двести тысяч человек, не считая тыловых частей.
— Вот видите, това
— Очень немного, фактически — только части завесы. Не больше десяти-пятнадцати тысяч, тыловые соединения, куда включают и выздоравливающих раненых…
— Quod erat demonstrandum. Посулим немцам всю те
— Постойте, постойте, товарищ Ульянов! Это как же так — отдать всю Украину?!
— Да вот так, това
ЦК зашумел. Вскочившая Коллонтай — элегантная женщина, красивая женщина — возмущённо ударила кулаком:
— Нет! С мировым капиталом надо вести беспощадную революционную войну, а не отдавать им наши земли!