Александровскiе кадеты. Том 1

– Надёжная, Константин Сергеевич, – сказал казак. – Ненадёжных не осталось. Дезертировали уже.

– Вот именно, господа, – заметил Шубников. – Против кого мы сражаемся? Против иноземных войск – или против собственного народа?

– Против всех, кто посягает на государство Российское, – оборвал капитана Аристов.

– Знаете, полковник, – вдруг зло бросил Шубников, – вы бы разобрались уж тогда! Если германские войска есть неприятель, то все, кто за союз с ними, – предатели и отступники, или…

– Именно так, Иван Михайлович. – Две Мишени спокойно поднял руку, останавливая вскипевшего казака. – Германские войска вторглись в пределы Отечества. Им нужно давать отпор всеми силами и средствами, не щадя ничего, и самой жизни. Те, кто перешёл на их сторону, – есть изменники, и поступать с ними надлежит соответственно. Вы всё очень правильно сказали.

– Почему же тогда запасные и резервные полки переходят на их сторону? Почему русские солдаты стреляют в нас с вами, а не в них? Почему перед нами возводят баррикады, ломают стрелки, бросают паровозы, а не перед ними? Когда неприятель явился к нам в 1812-м, всё совсем по-иному было!

– Простого человека нетрудно обмануть лживыми посулами, Иван Михайлович. – Голос Аристова был ровен, лишён эмоций. – Но, я вижу, вы считаете, что противостоять вторжению и узурпации власти не стоит. Что ж, здесь хватит офицеров для суда чести.

Шубников, однако, не испугался. Демонстративно пожал плечами:

– Суд чести, Константин Сергеевич, – это, конечно, очень хорошо. Я в ваших руках, я один и никуда не собираюсь бежать. Только объясните мне, пожалуйста, – в ту же наполеоновскую кампанию немало французских роялистов служили в нашей армии. Служили доблестно, как, скажем, граф Сен-При, даже в Военной галерее портрет его висит. Скажите, полковник, они кто – герои или презренные предатели? Когда вступали в свою прекрасную Францию с иноземными солдатами? Когда свергали Корсиканца? И если представить, что германские войска сейчас не нападают на нас, но помогают восстановить порядок, ведь его величество кайзер и наш государь состоят в родстве?

– Если бы да кабы, Иван, – перебил Чернявин, – то во рту б росли бобы. И был бы не рот, а целый огород. Постыдился бы кадета Солонова. Они противника на сутки задержали.

– Да отстаньте вы от него, господа, – махнул рукой Яковлев. – Ступай, Иван Михайлович, ступай. Вижу, не по сердцу тебе всё это. Мы здесь собрались Отчизну и престол защищать, ну а ты у нас человек прогрессивный, тебе свобода на немецких штыках важнее…

– Есть много мест, куда чужие штыки принесли свободу, русские не исключая, – огрызнулся Шубников. – И дело не во мне и не в вас, господа, но в тех мальчишках, которых вы потащите под пули. Сами – идите! Хоть все разом! В полный рост на пулемёты!.. Но детей-то!..

Казачий подъесаул, тихо просидевший в углу всё начало совета, впервые подавший голос совсем недавно, видать, окончательно потерял терпение. Вскочил, одним движением оказался рядом с Шубниковым, подсёк тому ногу, сшиб на пол, придавил.

– Спокойно! Спокойно! – кинулись разнимать сразу полдюжины офицеров.

– Спокойно, – сказал и Две Мишени, когда тяжело дышащего Шубникова поставили на ноги. Подъесаул рычал и сжимал кулаки, но держал себя в руках. – Семён Ильич прав. Не нужно суда чести – чести у вас нет, а потому просто уходите. На все четыре стороны. Хоть в Мариенбург, там у «временных» какой-то «пункт записи». Только смотрите, встретимся ещё раз – уже не пожалеем. А как мы умеем стрелять, вы знаете.

Шубников дёрнул плечами, пытаясь придать себе видимость достоинства.

– Уходи, Иван, – беззлобно сказал Чернявин. – Уходи, Христом Богом прошу. Не вводи в соблазн ни меня, ни кадет. Лошадь возьми и уезжай. Куда хочешь. У тебя сестра, я знаю, в Царском. Вот и давай к ней. Не хотелось бы тебе голову продырявить – химик ты неплохой, глядишь, ещё и одумаешься, а учёные люди России нужны.

Шубников обвёл собрание злым взглядом, кадык его дёрнулся, словно он хотел что-то сказать; однако потом явно передумал, резко мотнул головой, словно пытаясь изобразить поклон, и пулей вылетел из буфетной.

– Что ж, господа, – Две Мишени не дал разгореться дискуссии, – по-моему, пора объявлять погрузку. – И добавил, остановившись возле Фёдора: – Всё ли вы поняли, вице-фельдфебель?

– Так точно, – сказал Фёдор. – Всё.

Да и мудрено ли было не понять!