Александровскiе кадеты. Том 2

– Явились, палачи… – У неё уже совсем не оставалось сил, слова получились еле слышные. От дыхания шёл парок, а Фёдору показалось – это душа уже расстаётся с телом. – Не… не задавите… Свобода… восторжествует…

Правая рука её шевельнулась, мелькнула воронёная сталь пистолета; полковник, впрочем, оказался быстрее, одним несильным толчком сапога выбил оружие.

– Не стоит, – сказал мягко. – Позвольте, мы сделаем перевя…

И осёкся. Раненая вздрогнула, голова неестественно запрокинулась, папаха окончательно свалилась наземь.

– Преставилась… – выдохнул кто-то из Фединых стрелков.

Две Мишени снял фуражку, перекрестился.

– Прими, Господи, рабу Свою в месте спасения, на которое она надеется по милосердию Твоему…

– Аминь, – нестройно отозвались стрелки.

– Разбираем этот мусор, – отрывисто бросил полковник.

Путь расчистили вмиг. Две Мишени подобрал небольшой чёрный пистолет, подумал, аккуратно положил мёртвой за отворот солдатской шинели.

– За что погибла, спрашивается? Такая молодая…

– Ваше приказание выполнено, господин полковник! – выпалил Фёдор. – Рельсы расчищены!..

Константин Сергеевич молча кивнул.

– Даже не похоронить толком…

Покачал головой, вздохнул, надел фуражку.

– Идёмте, мальчики, – сказал необычно мягко. – С этим надо кончать… пока люди русские друг друга совсем не перебили…

Бронепоезд тронулся; путепровод скрылся во тьме. До Балтийского вокзала оставалось всего ничего.

– Что там было, Константин Сергеевич? – осведомился кто-то из штабных.

– Ничего особенного, господа, трое убитых. Остальные, если и были, разбежались. Отличительный знак – красная лента наискосок на головном уборе, – Две Мишени говорил нарочито отрывисто и ни словом не упомянул о том, что одна из погибших – женщина.

– Красная полоса наискось – то есть рабочие дружины, – кивнул поручик. – Умно…

– Значит, столица таки в их руках, – тяжело вздохнул подполковник Чернявин, начальник третьей роты. – Не врали, гады…

– В их руках могут оказаться только заводские кварталы, Василий Юльевич, – возразил Аристов. – Центр же, с правительственными учреждениями, Арсеналом, дворцом, министерствами, Генеральным штабом…

– Надейся на лучшее, готовься к худшему, Константин Сергеевич.

Полковник ничего не ответил.

– Скоро всё узнаем, – посулил поручик из своей башенки. – Вокзал уже совсем скоро. Нам сильно повезло, что путь свободен.

Молчание стало всеобщим. Тяжким, угрюмым, почти безнадёжным.

…Балтийский вокзал, раньше весёлый и нарядный, где допоздна горели огни, где работали рестораны, а зачастую давались и концерты, встретил александровских кадет тьмой и пустотой. Ни единого огня. Безжизненные платформы; на запасных путях застыли брошенные маневровые паровозы; рядом с ними – вагоны, тоже брошенные, двери широко распахнуты.

Бронепоезд остановился, не заходя под стеклянную крышу над упиравшимися в дальнюю стену вокзала путями; эшелон с кадетами немного погодя встал рядом – не сразу нашли нужную стрелку.

Дальше пошла привычная кадету-вице-фельдфебелю Солонову работа.

Третья рота, старшая из имеющихся, сноровисто развернулась на платформах, прикрывая выгрузку остальных. Четвёртая и пятая затопали строем прямо в вокзал – велено было занять телеграфную станцию. Офицеры снимали с бронепоезда лёгкие пулемёты – «мадсены» и «фёдоровы». С платформ съехали грузовики.

Две Мишени и Фёдор со своими стрелками-отличниками быстро миновали тёмное здание, выбравшись через выбитые окна на привокзальную площадь.

Электрические фонари, коими так гордился Питер, не горели. На кольце между вокзалом и Обводным каналом застыли трамваи, пустые и тёмные – «тройка», «восьмёрка», «двадцатка». Всё брошено, всё мертво. У самого тротуара застыла извозчичья пролётка, меж оглобель темнела туша павшей лошади – скорее всего, убитой.

– Да что ж они, умерли тут все, что ли?.. – Лихой, он же Зиновий Лихославлев, нервно тискал винтовку.

– Едва ли. – Мишка Пряничников, Миха, поднял палец. И точно – откуда-то из центра города слышалась редкая стрельба, одиночные выстрелы.

– Уже хорошо, – сквозь зубы процедил Две Мишени. Маузер казался продолжением его руки. – За мной, господа кадеты! По правую сторону тут городские скотобойни, там брать нечего, и господ «временных» там, скорее всего, тоже нет. А сразу за каналом – что у нас, господа кадеты?

За каналом, вспомнил Федя, располагалось Николаевское кавалерийское училище, то самое, знаменитое, с почти столетней историей и несколько своеобразными, по мнению кадета-вице-фельдфебеля Солонова, традициями. Традициями, кои были совершенно чужды Александровскому кадетскому корпусу.

Училище выходило фасадом на Лермонтовский проспект, два корпуса старых провиантских складов теперь составляли его конный манеж. Училище всегда считалось белой костью, лучшие выпускники оттуда шли в гвардейскую кавалерию, юнкера-николаевцы слыли самыми отчаянными и бесшабашными среди всех столичных юнкеров. Неужели они сдались без боя?..

Две Мишени без долгих разговоров повёл Федину команду на другой берег Обводного.