Но, слава Богу, всё обошлось. И в тиши своей спальни кадет Солонов молился перед сном очень, очень усердно, с рвением, какого раньше в себе, право же, не знал.
Однако он не забыл написать короткую записку «господину титулярному советнику Илье Андреевичу Положинцеву», запечатать, наклеить марку и положить в пачку писем, что с утра отправятся на почту. Разумеется, никаких подробностей там не было:
«Милостивый государь, Илья Андреевич! Сердечно благодарю за книгу. Хотел бы, если позволит время Ваше, Вас посетить, высказав свою признательность» — Федя очень гордился составленным. Ирина Ивановна наверняка бы его похвалила, это точно.
Ответ пришёл быстро, уже на следующий день — в пределах Гатчино почту разносили без задержек.
«Кадету 7-ой роты Солонову Федору,
Дорогой Федор, буду рад обсудить с Вами все волнующие Вас темы. Очень рад, что подарок мой пришёлся ко двору…»
…Корпус встретил Федора почти полной пустотой. Кадеты разъехались на Святки, за малым исключением — как всегда, уныло слонялся по коридорам Севка Воротников, обрадовавшийся Федору, словно родному брату.
В казённой квартире у Ильи Андреевича Положинцева дым в буквальном смысле стоял коромыслом, пахло канифолью, всюду валялись катушки медной проволоки, толстой и тонкой, гальванические батареи, сопротивления, какие-то приборы, реостаты, какие-то прозрачные пузырьки, в которые зачем-то засунуты были странной формы спиральки и пластинки, в которым тянулись длинные провод[3] и прочая электротехника.
— Фёдор! — Илья Андреевич встретил гостя в коричневом клеенчатом фартуке, покрытом чёрными пятнами прожжений и кое-как наложенными заплатами. — Прошу, прошу. Садись. У меня, как видишь, тут как Мамай войной прошёлся.
Федя сел. Ему очень хотелось задать прямой вопрос — «Илья Андреевич, а правда, что вы оттуда?» — и сдержался он с немалым трудом.
— Вот, готовлюсь к новому семестру, — хозяин широким жестом обвёл первозданный хаос своего кабинета. — Физика, голубчик мой, развивается сейчас с поистине невероятной скоростью. Не успеваю выписывать новые устройства и материалы!.. Но ты, наверное, пришёл совсем по иному поводу?
— Так точно! — невольно вытянулся Федор и Положинцев только махнул рукой — садись, мол.
— Рискну предположить — ты проследил за сестрой, так?
— Так точно!
— Вот заладил, — усмехнулся Илья Андреевич. — Ну, рассказывай.
И Фёдор рассказал — обо всём, без утайки.
Положинцев слушал напряжённо, очень внимательно, порой чуть покачивая головой, а один раз даже руками всплеснул — когда Фёдор дошёл до сваленного его ударом жандарма.
Пересказ обсуждавшегося на сходке Илья Андреевич аж записал в большой кожаный журнал.
— Ох, Фёдор, Фёдор… — вздохнул наконец. — Что ж тут сказать, повезло тебе, сударь мой кадет. Повезло несказанно вам с сестрой. Вот уж воистину, Господь вас хранил…
Он поднялся, прошёлся по кабинету, в явном замешательстве.
— Что же теперь делать, Илья Андреевич? И как думаете, правду Вера сказала, что она — агент в Охранном отделении?
— Настоящий агент никому не мог в этом признаваться, — сумрачно проговорил Положинцев. — Даже в таких обстоятельствах. Вера должна была всё отрицать, в крайнем случае — ссылаться на этого, как его «кузена Валериана», на, гм, романтическое увлечение, на его, так сказать, дурное влияние… Но, видать, ей проще было назваться «агентом», чем признаться в… — он оборвал себя. — Впрочем, друг мой Фёдор, сердечные дела твоей сестры — не наше дело. А вот эсдеки эти во главе с «товарищем Бывалым» — как раз наоборот. Бывалый, ишь ты!
— А, а вы знаете, кто это? — с замиранием сердца спросил Фёдор.
Илья Андреевич покачал головой.
— Нет, дорогой, не знаю. Я же, увы, в Охранном отделении не состою. Да-да, «увы», не удивляйся. Я знаю, в армейской среде к жандармским офицерам относятся с пренебрежением. Мол, «фараоны», бедных студентов гоняют. Да и сами гвардионцы того-с, любят повольнодумничать. Ох, отольётся им это, чует моё сердце, ох, и отольётся же!
— Так Илья Андреевич… а делать-то теперь что? Смутьянов-то повязали уже!
— Кого-то повязали, — согласился хозяин. — А кто-то и ускользнул, как этот Бывалый с твоим недобрым знакомым, Бешановым. Да и схваченные, боюсь, отделаются лёгким испугом. Самое большее — сошлют в Сибирь на казеный кошт.
— Они жандармов убили, Илья Андреевич, — осторожно напомнил Федя.
— Тогда, может, и не отделаются. Тогда — каторжные работы. А убийце может и смертная казнь грозить. Хотя… как-то они всегда выкручивались, эти эсдеки. Словно кто-то им покровительствовал, кто-то очень влиятельный… Что ж, посмотрим. Если кому-то удалось скрыться от полиции, они сейчас залягут на дно, а вот их доброхоты… они начнут действовать. Присяжные поверенные, профессора права, либеральные журналисты, литераторы и прочий сб… э-э, люд. Прочий люд. Может, на этих благодетелей и удастся таким образом вывести на свет Божий… так, так, пускай-ка Вера наша Алексеевна в этом поучаствует. Если этих мазуриков станут судить открыто, с присяжными заседателями… может, что-то и выясним. Но это долго, долго и нудно, да и шансы на успех невелики…