Александровскiе кадеты

— Лэ-эв. Просто Лэ-эв.

— Верно, Лев!

Фёдор ничего не ответил. Молча отвернулся и от Нифонтова, и от Бобровского. Сложный десерт на блюдечке совершенно потерял изначальную привлекательность.

— Эй, Воротников! — вдруг сказал Фёдор, сам себе удивившись.

Тот удивлённо уставился на вставшего Федю. Подполковник Аристов слегка поднял бровь.

— На вот, ешь, если хочешь. — И Фёдор протянул Воротникову своё сладкое. Воротников лишь глазами захлопал.

— Делитесь с товарищем, кадет Солонов? — вопросительно улыбнулся Две Мишени. — А попросил ли вас ваш товарищ как подобает настоящему кадету?

— Никак нет, господин подполковник! — по-уставному вытянулся Фёдор. — Я просто вижу, он своё уже сло… то есть съел. А мне не естся что-то. Зачем же добру пропадать?

— Добру пропадать не нужно, это верно, — кивнул Константин Сергеевич. — Что ж, кадет Воротников, поблагодарите кадета Солонова. Это с его стороны весьма по-товарищески. Но, может, и другие захотят, не только вы, Всеволод?

— Не-не, — торопливо сказал Петя. — Мама мне вообще велела сладкого не есть, — он огорчённо уставился на пустую десертную тарелку перед собой. — А я всё забываю, — добавил он сокрушённо.

— А нам хватит, — поддакнул Бобровский. — Верно ведь, Костик?

Нифонтов мрачно кивнул, сверля Фёдора взглядом.

Фёдор поставил блюдце с десертом перед Севкой Воротниковым, тот, покосившись на подполковника рядом, ответил вполне человеческим «Спасибо, Федь!», услыхал укоризненное поцокивание Двух Мишеней и тотчас поправился:

— Спасибо, господин Солонов!

— То-то же, — одобрил Две Мишени.

[1] Автор решил просто и незамысловато позаимствовать меню праздничного обеда, имевшего место быть в реальном Полтавском кадетском корпусе в 1911 году нашей реальности.

Глава 2.4

После обеда состоялось знакомство с остальными классами и преподавателями, в том числе — с математиком Иоганном Иоганновичем Кантором, старым, сухим, словно древний можжевеловый корень; Иоганн Иоганнович враз ошеломил кадетов «простенькой, для разминки, задачкой, каковую задачку вы, meine lieben Kadetten[1], конечно же, все решите сейчас в уме», после чего на доске появилось:

«Купецъ продалъ 10 бочекъ масла. Каждыя три бочки съ масломъ вѣсили 22,47 пуда, а каждыя четыре пустыя бочки — 8,73 пуда. Сколько денегъ получилъ онъ на этой сдѣлкѣ, если за 1 фунтъ масла ему уплатили по 37,5 копейки, а за доставку каждаго пуда — еще по 22,5 копъ.?»

Федор кинул беглый взгляд на Воротникова — второгодник сидел с видом приговорённого к смерти.

Разумеется, первым опять был Петя Ниткин. Впрочем, он оказался и единственным, кто и впрямь решил задачу в уме.

После всего этого и многого иного подполковник Аристов отвёл всё седьмую — младшую — роту наверх, обратно в ротный зал. Пришли и двое других воспитателей, командиры второго и третьего отделений. Капитаны Коссарт и Ромашкевич казались братьями: оба худые, жилистые, поджарые усачи со строгими взглядами. У обоих на кителях — маньчжурские награды.

— Пока мы обедали, вам доставили недостающую форму, книги и положенные письменные принадлежности, — сказал Константин Сергеевич, глядя на пока ещё не слишком ровные строй кадет. — Гражданские вещи ваши, как и прежде, в чемоданах, в цейхгаузе. Вы сможете их брать, направляясь в отпуск, если таково будет разрешение его превосходительства начальника корпуса. Помните, что право носить Александровский мундир в городе вам ещё только предстоит заслужить. Погоны ваши, кокарда, аксельбант — а у старших возрастов и личное оружие, штык-нож — всё это не игрушки и не маскарад. Одно из самых строгих наказаний — лишение права формы. Честь кадета-александровца — не шутки. Это первое.

Фёдор скосил глаза — Лев Бобровский стоял с лениво-скучающим выражением, точно говоря — да чихал я на ваши мундиры, мне в обычном платье куда привычнее и удобнее, тоже мне, придумали наказание!..

— Второе, господа кадеты, — продолжал Аристов. — Я, как командир и вашей роты и одновременно — первого отделения, хочу предупредить об одном. Много шалостей случалось у мальчишек, пока они не осознавали, что значат алые погоны с вензелем Государя на них; многое мы, воспитатели ваши, готовы понять и простить. Не поймём и не простим только одного — лжи с враньём. Всякий, на этом пойманный, будет записан в «книгу лжецов», и на субботней поверке список уличённых будет зачитываться. Вслух.

Кадеты задвигались. Такого в их прежних гимназиях, училищах или корпусах не случалось.

— Третье, господа, — невозмутимо говорил подполковник, точно и не замечая растерянности подопечных. — Бывает, что двое кадет не сойдутся во взглядах на… гм… на толкование отдельных мест из святоотеческого предания. Не сойдутся до такой степени, решают разрешить противоречие сие на кулаках. Так вот, господа, хочу сказать, что именно для таких случаев у нас имеется боксёрский ринг, и вызов на дуэли.

Кадеты застыли с разинутыми ртами.